Я немного помолчал, и Настя уже качнулась, чтобы продолжить путь в группу, но мне почему-то не хотелось прерывать наш тет-а-тет, и я быстро выложил новый вопрос, который меня интересовал:
– Разве ты не участвовала в создании тех статей? А чьи фотки? И откуда они узнали, что случилось?
Настя вздохнула:
– Да, немного. Но я вовсе не собиралась раздувать целую бучу. Просто пожаловалась знакомым ребятам, а они вдруг – флаг в руки и на баррикады.
Пипец, это что получается, не только пацаны в детдоме, но полгорода готово за эту шмокодявку любого порвать? Даже властей не боятся! А ведь ни кожи ни рожи – обычная такая с виду…
Пока я ошарашенно размышлал о популярности своей надсмотрщицы, она нервно кусала губы:
– Только я вам никаких имён называть не буду, даже не просите! Эти ребята ни в чём не виноваты, они просто хотели обратить внимание общественности и устыдить нарушителей…
Я скептически усмехнулся:
– Да мы просто сгораем от стыда!
– Неужели совсем никакого эффекта? А эти исправительные работы? Вы действительно готовы выбрасывать на ветер по сто часов каждый месяц ради права нарушать ПДД?
– Ну я бы так не сказал, что на ветер – довольно интересный опыт…
Глава 9. Очаровательный квест
Ярослав
На следующий день я, как и обещал, припёр целую коробку бумаги для принтера. Нога моя была уже заклеена нормальным пластырем, поэтому, оттащив бумагу, куда указала Настя, я первым делом направился в подсобку Саныча.
– Куда это вы? – нахмурилась девчонка и даже ухватила меня за рукав футболки.
– Закончить начатое вчера, – пожал я плечами.
– Не надо вам туда ходить.
– Почему это?
– Я ведь вам уже объясняла: детский труд под запретом.
– Так я же не ребёнок. Мне 23 уже.
Настя пожала плечами:
– Для господина мэра вы навсегда останетесь ребёнком.
– Это он меня сюда и прислал! – напомнил я раздражённо. – И если хочешь почти дословную цитату, то пожалуйста: "Надеюсь, там тебя научат, что жизнь состоит не из одних удовольствий!" Так что не парься, всё норм.
Но шмокодявка так и не отпустила мой рукав и отрицательно покачала головой:
– Пожалуйста, Ярослав Дмитриевич, не ходите! – прозвучало почти жалобно.
– Да в чём дело-то?
– Мне… начальство запретило вас к Санычу пускать.
– Ты же здесь не работаешь!
– Но это не значит, что мне не могут запретить сюда приходить.
– Зачем им это?
– Из-за вас. Боятся, что вы тут… повредите себе что-нибудь, и Дмитрий Анатольевич… их накажет. Рублём или ещё как-то.
Я вздохнул и перехватил тонкую девичью ладошку:
– Ладно, веди меня к своему начальству.
– Зачем?
– Я… сам… с ними поговорю.
Я вдруг начал немного задыхаться, мне почти с трудом давались слова, потому что охватило дико странное ощущение от этого соединения наших рук. Ладошка у Насти была маленькая, почти как детская, мягкая, пальчики тонкие, и в то же время энергичные. В первую секунду они сжали мою кисть – или, точнее, попытались, потому что была она раза в два больше – видимо, по привычке обращения с детьми. Но сразу следом пальцы распрямились и попытались высвободиться из плена, вспомнив, что я вовсе не местный воспитанник, а вполне себе здоровый лоб, да ещё и неприятный этой козе. Ладно, признаю, вёл я себя при знакомстве не очень. Прямо скажем – как капризный отпрыск власть предержащего, но вот уже второй день подряд я стараюсь быть нормальным человеком, а эта шмокодявка всё равно нос воротит!
Я ещё чуть крепче сжал маленькую ладошку и повторил приказ:
– Веди!
Настя тяжело вздохнула, даже закатила глаза, но всё же двинулась в путь. Я шёл рядом, почему-то безобразно кайфуя от прикосновения к ней и старательно прятал улыбку.
– Ярослав Дмитриевич…
– Что, Анастейша?
– Вы могли бы отпустить мою руку?
– Зачем?
– Неловко. Мы ведь не маленькие дети, чтоб за ручку ходить.
– А я думал, тебя для этого ко мне приставили: чтобы присматривать и перевоспитывать, как мальчишку.
– Я уже говорила, что это не мой профиль.
– А какой твой?
– Максимум до восемнадцати. Вы для меня слишком старый.
– Так ты… школьный педагог, что ли?
– Учусь. На третий курс перешла.
– И что преподавать будешь?
– Русский и литературу.
– Я так и думал что-нибудь в этом роде. Гуманистка.
– Звучит как ругательство в ваших устах.
– Да я в восторге!
– Тогда, может быть, в честь восторга отпустите мою руку?
– Наоборот, от восторга хочется ещё крепче её сжимать.