- Надеюсь, он из рога единорога, умершего своей смертью? - кротко уточнила я. - Не убитого? А то у меня принципы!
Ишко хотел было врезать мне ещё разок, занес руку и с жалобным стоном уронил.
- Нет! - почти умоляюще произнёс он. - Он умер сам! Сам! Только заткнись!
- Зачем?… - удивилась я, но добавить ничего не успела: некроманты неожиданно перешли со своего птичьего наречия на нормальный язык, и заклинание зазвучало в унисон с переводом. Акустическая атака оказалась такой мощной, что я невольно втянула голову в плечи.
Тебя призываем, Могучий Владыка Земли и Небес!
Несущийся вечно в колеснице из лезвий и мечей,
Приходящий в Ночи, Пламень в сердце несущий,
Услышь нас!
Кровью восемью Солнцами опалённой,
Кровью восемью Лунами освященной,
Силой, древнее мира,
Силой, зажигающей солнца,
Силой, движущей звезды,
Силой круга Кэйволла
Тебя заклинаем и упорно призываем!
Чтобы пришли во смятение стихии дружные,
Чтобы отступили моря бездонные и воспряли смерчи жестокие,
Рассыпались пылью горы, и огни небес потухли,
Чтобы содрогнулись армии земные, навьи и небесные,
Чтобы вошел ты в Царство Человеческое
Против воли Господарей Разума и Духа!
Прими дар наш, о Всемогущий Повелитель,
Дозволь глазам зорким узреть тебя,
Дозволь сердцам верным услышать речи грозные!
Пошли гнев свой великий на тварей беззаконных, бессердечных!
Покажи им всю мощь свою, благородную и грозную!
Тебя заклинаем Кровью, Духом и Мощью,
Вернись!…
- …чтобы выполнял он команды "К ноге" и ходил за мной, как бычок на привязи, - закончила я, немного придя в себя и испытывая настоятельную потребность кому-нибудь за что-нибудь отомстить. Незыблемое правило мироздания: отомсти соседу - и сразу станет легче.
Плечи Санти дрогнули от еле сдерживаемого смеха. Кто-то из некромантов затрясся, точно наступив на провод под напряжением, кто-то отчетливо заскрежетал зубами, но закаленный Лардозиан даже не дрогнул, выплёвывая слова заклинания, как вишневые косточки. Ишко неумело, но старательно скопировал позу учителя.
- Сейчас ты по-другому запоёшь, - мрачно пообещал мальчишка, проверяя на ногте остроту клинка, а так как при этом он не сводил глаз с Лардозиана, то немедленно порезался.
- Я ещё танцевать умею, - похвасталась я, наблюдая, как юный некромант с обиженной миной сует окровавленный палец в рот. - И крестиком вышивать. Зачем же губить такие таланты?
Ишко остроту не оценил, пафосом ситуации не проникся. Он поудобнее перехватил нож, и остатки самообладания тут же ускакали в неизвестном направлении. Одна мысль о том, что сейчас тебя будут резать, как отбивную, способна превратить любого человека в рыдающую развалину. Ещё немного, подумалось мне, и некроманты получат настоящую, правильную жертву - тотальное разрушение личности, хриплое карканье вместо голоса, вопли, крики, мольбы о пощаде…
Ну нет!!!
У смертоядцев своя мантра, у нас - своя!
Русский парень от пуль не бежит!
Русский парень от боли не стонет!
Русский парень в огне не горит!
Русский парень в воде не тонет!
И хотя я не парень, у меня дедушка в Отечественную войну до Берлина дошел. Разве я хуже? Нет, русские не сдаются!!!
И если им приходится орать, они орут такое, что у неприятеля уши вянут и хвосты отваливаются.
Лардозиан внезапно замолчал и, коротко кивнув ученику, воздел руки вверх омерзительно патетическим жестом. Ишко с облегчением выдохнул, деловито ощупал моё левое запястье и коротко и сильно провёл по нему ножом. Боли я не ощутила, только прикосновение к коже чего-то твёрдого и приятное тепло, растекающееся по руке, и растерялась - лишь на мгновение - а затем во весь голос завопила:
- Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступа-ает, врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желаауммффф!
Санти, не прерывая заклинания, сделал странный жест, словно перебрасывая что-то на одну руку, а затем молниеносно вычертил в воздухе знакомые линии заклинания-заглушки - треклятого пентакля Молчания, и у меня полностью отнялся язык.
"Ну не уроды ли эти некроманты?!" - в тысячный раз подумала я, пытаясь рассмотреть запястье, словно одеялом, окутанное непонятным теплом. Оно не болело, что настораживало: повествуя о ритуале, о местной анестезии Лардозиан и словом не обмолвился, наоборот, напирал на то, что Избранница должна страдать как можно дольше - в этом, мол, вся соль жертвоприношения и залог успеха. Ишко, смешно заломив брови, слова полоснул меня по руке, но боли по-прежнему не было. Тепло поползло к локтю, от локтя к плечу, и я, изловчившись, вывернула шею… и, как баран на баобаб, уставилась на совершенно не повреждённую кожу запястья: ни крови, ни следа надреза, а на белой ткани рукава проступает тонкая паутинка, сплетенная из светящихся голубоватых нитей.