— Спасибо, — скромно ответила я.
Спокойствие и вежливость — два самых непобедимых оружия на свете.
Ярослав Дмитриевич ухмыльнулся:
— Ответного комплимента мне не видать, да?
— Комплимента?
Вот наглец!
— Ну, что-нибудь в духе: "Я тоже не ожидала, что ты умеешь ценить такие вещи".
— Вы большой молодец, со всем справляетесь сами — даже с комплиментами себе.
— Язва! — воскликнул он восхищённо и засмеялся.
— Рада, что смогла вас повеселить.
— На самом деле, это не такая уж незначительная заслуга. Мало, кто мне язвит. В основном все льстят и подстраиваются.
— И вам это нравится.
— Почему ты так думаешь?
— Иначе вы бы это прекратили.
— Да как? Это же они…
— Очень просто! Объяснить на словах, а если не помогает, поссориться. Может быть, даже тряхнуть за грудки. Ну, друзей мужского пола, я имею в виду.
— Ты серьёзно?
— Конечно! Я бы не выдержала, если бы все мои друзья были неискренни со мной.
Ярослав Дмитриевич задумался на несколько секунд.
— Да, может быть, ты права. Ну, они не то чтобы врут в лицо, но заметно сглаживают — это бесит иногда…
Я понимающе покачала головой.
— Остановите здесь, пожалуйста.
— Почему? До общаги ещё два квартала.
— Не хочу, чтобы кто-то из знакомых увидел… Будут расспрашивать, распускать нелепые сплетни…
Ярослав Дмитриевич притормозил, но покачал головой:
— Блин, я не понимаю, ну хоть убей! Ну ладно, я сам тебе не нравлюсь, но прослыть моей девушкой — разве это не круто?
Глаза закатились сами собой:
— Я не тщеславна.
— Ты хочешь быть незаметной, — извратил он мои слова. — Боишься людей?
— Что за глупости!
Тоже мне, психолог выискался…
— Сама посмотри, только с детьми общаешься. А всех остальных избегаешь.
— Потрясающие выводы, для знакомства без году неделя!
— Смотри, злишься — верный знак, что я прав.
— А вы радуетесь, когда чужой человек вам диагнозы ставит без просьб с вашей стороны?
— Ладно, не обижайся, я просто хотел в гости напроситься…
— Поздно уже для гостей.
— Ага! Тогда я утром заеду!
Вот приставала… Типа, поймал. Сейчас я его осажу… Он ведь по-любому до обеда спит.
— Хорошо, приезжайте в семь. У меня в это время завтрак, а потом я на работу еду, к Вене.
— Замётано! — молодой человек скалился так счастливо, что у меня в животе похолодело: а вдруг и впрямь приедет?!
— Вообще-то я пошутила!
— Я понял. Но сказанного не воротишь.
— Вы же понимаете, что в 7 меня уже не будет?
— А то! Не волнуйся, папкины охранники тебя всю ночь караулить будут.
О, Боже! Идиот, маньяк, прилипала…
— Я… я… к подружке пойду ночевать! — на глаза навернулись дурацкие слёзы.
— Насть… — Ярослав Дмитриевич взял меня за руку — так мягко, бережно. — Да не бойся ты, конечно, я шучу… Какие, к чёрту, охранники? Думаешь, он мне командовать своими людьми позволяет?
Молодой человек говорил негромко, почти ласково, но мне от этого ещё сильнее хотелось бежать. Я высвободила руку и задёргала дверь — не открывается. Ярослав щёлкнул замками — и она поддалась. Я тут же попыталась выскочить наружу, но запуталась в ремне безопасности, и пока распутывалась, водитель тоже вышел. Обогнул машину, встал рядом, отрезая путь к бегству:
— Ты сердишься? Не сердись, пожалуйста. Я правда не хотел тебя пугать!
Мне бы ответить, сказать бы, что нет, не сержусь, и вообще, отстаньте от меня, но дурацкие слёзы встали комом в горле и мешали говорить. Я попыталась прорваться и уйти, но Ярослав вдруг обхватил меня своими большими руками — не грубо, а так, будто обнять хотел — и забормотал совсем уж просительным тоном:
— Ну прости, Насть! Я просто играл с тобой… согласен, дурацкая игра… я больше не буду, обещаю! И завтра не приду утром, и не буду ночью караулить. Увидимся в детдоме в три, как обычно, да?
Я кивнула, потому что дар речи не только не вернулся, но, кажется, сбежал ещё дальше от этих трепетных объятий. А мажору этому несносному и того было мало — он вдруг наклонился и чмокнул меня в щёку. Нахал! Я еле удержалась, чтобы не влепить ему пощёчину. Нет, грех был, пожалуй, маловат для пощёчины, хотя так тоже нельзя — без спроса… в общем, просто оттолкнула его и пошла прочь всё так же молча, совершенно растерянная и смущённая.