К сожалению, продолжать я мог недолго: сказывалась слишком непостоянная интимная жизнь. Возбуждение нарастало просто с безумной скоростью, и сколько бы я ни притормаживал, сколько ни пытался расслабиться, всё равно меня очень быстро накрыло, а козявке моей, наверное, не досталось и крохи удовольствия.
— Малыш, я всё возмещу! — шептал я, покрывая её лицо поцелуями. — Обещаю, я сделаю всё красиво и приятно, ты будешь просто на седьмом небе..!
Но жизнь не давала мне возможности воплотить эти обещания в жизнь. Отец нисколько не смягчался и контролировал каждый мой шаг. Я в подсобку-то эту попал только потому, что Настюша согласилась прийти и прождать меня неопределённо долгое время под дверью аудитории, а препода вдруг отвлекли срочные дела, и он отошёл "минут на двадцать". Разозлившись на эту долбаную судьбу уже не на шутку, я договорился с Мотей об очередном свидании под прикрытием и снял номер в отеле. Но и тут меня постигло фиаско, да ещё какое… Практически крушение всех надежд.
Мы с Настёной успели только выпить немного сока и пообниматься на кушетке. Я не хотел больше торопиться, мне нужно было всё сделать по-человечески, со вкусом и удовольствием для нас обоих. В результате, когда первый предмет одежды был снят с меня и полетел в угол, зазвонил мой телефон.
— Яр… — дрожащим голосом пробормотала Мотя. — Тут папа мой…
— Че-го? — придушенно переспросил я.
Вот это был абзац! Если генерал Савельев узнает, как я использую его дочь…
Торговый центр, где гуляла Мотя, был в двух шагах от гостиницы, но я всё равно опоздал. Это было понятно по её заплаканным глазам и бешеному выражению лица генерала. Он схватил меня за шкирку и хорошенько встряхнул. Мы с ним были примерно одного роста — я даже чуть повыше — а у Савельева имелось брюшко, но это не помешало ему дёрнуть меня так, что клацнула челюсть, а в голове зазвучал неприятный звон.
— Паскуда! Г**на кусок! Клоп вонючий, ну ты у меня попляшешь, чёртов донжуан!
Я с лёгким осуждением глянул на Мотю: могла ведь что-нибудь соврать! Но она только беспомощно развела пухлыми ручками, опять заливаясь испуганными слезами. Да, это не тот соратник, которого можно оставлять на передовой…
Генерал увёз нас к бате — прямо в мэрию. И там был очень большой и некрасивый скандал. С криками, нецензурной бранью и брызгами слюны во все стороны. Но самое главное — отцы неожиданно поругались. Мой заявил, что никого под венец насильно тащить не собирается, потому что мы в двадцать первом веке живём, а Савельев ответил, что насильно или не насильно — это другой вопрос, а его честь оскорблена враньём и предательством, и он мне это так не простит.
— Ты у меня попляшешь, сыночек, в кирзовых сапогах да с лопатой в руках! Я тебя в такую часть определю, что по окончании срока службы мама родная не узнает!
— Ты что городишь, Валерьич? — возмутился батя. — У него же военный билет есть…
— Аннулируем!
— Да он учится на очном!
— Разберёмся! Отчисляли дважды? Вот тебе и штраф-рота…
— Побойся бога… — пролепетал мой отец. Мэр города и самый смелый, самый невозмутимый человек из всех, кого я знаю.
Но генерал Савельев ничего не ответил — вылетел из кабинета в коридор, где его дожидалась дочь, и хлопнул дверью.
— Ну поздравляю, сын, — выдохнул батя, падая обессиленно в кожаное кресло, — тебе звезда. Если не сказать в рифму.
— Но ты же можешь что-то сделать? — спросил я, начиная нервничать уже по-настоящему.
Я ждал нахлобучки от отца. Скандала, разборок, даже разрыва отношений… но только не вот этого вот. Настюша оказалась права, генералы не прощают наплевательского к себе отношения. В штраф-роту мне отнюдь не хотелось…
— Я могу… — задумчиво пробормотал батя. — Я могу отправить тебя за границу. В течение недели, пока приказ не вышел. Я там приторможу раскопку твоих документов в универе, а ты пока собирайся…
— Пап…
— Ну?
— Я не могу уехать один.
— А с кем? — устало.
— С Настей.
— А ты не прихренел, сынок? Я ещё и шаромыжницу твою обеспечивать должен? Ножки ей не поцеловать за то, что поссорила меня с главным в городе военным?
— Не надо нас обеспечивать, я прошу только денег на билеты и паспорт ей, заграничный. Дальше мы сами.
— Вы! Сами! — он коротко зло усмехался после каждого слова. — Телом, что ли, торговать пойдёте?
— Разберёмся. Но я без неё не поеду.
— А что, в штраф-роту пойдёшь?
— Может, и пойду. Не убьют же, в конце концов.
— Не убьют, так покалечат и спишут на личные разборки. Может, даже посадят кого-нибудь на годик-другой. А почки у тебя, Яр, не казённые, и печень, и мозги…