У Лайзы по коже побежали мурашки – она представила себе, как эти пальцы вот так же нежно, умело и чувственно скользят по ее телу. Это возбуждало, но и немного пугало. Девушка вздрагивала, просто наблюдая за скульптором: впечатление было такое, что чувствительными пальцами он видит душу дерева, как она видит его поверхность.
Когда Харрис наконец закончил, слегка тряхнув головой, словно вернулся издалека, его взгляд устремился на Лайзу. Теперь эти глаза были не просто янтарного цвета, они полыхали огнем.
– Ваш отец, сам того не зная, оказался мудрее, чем думал, – приглушенно, почти благоговейно произнес он. – Это дерево выше всяких похвал, и даже я не уверен, что сумею извлечь из него все самое лучшее, хотя мне бы очень хотелось попробовать. Надеюсь, вы продадите его мне?
– Продам? – Лайза задала вопрос себе, а не Харрису. И ответ как-то не складывался. Хоть она и не могла увидеть того, что разглядел в дереве художник, хуонская сосна не была просто сырьем, как, например, кирпич, глина, ткань. Ведь ценность дереву придавала та уникальность, которую мог уловить в нем только Харрис, а как можно наклеить ярлычок с ценой на эту уникальность? – Не знаю, – отозвалась она, подойдя к бревнам и положив руку туда, где только что лежали пальцы художника. Но ее собственные пальцы были слепы и нечувствительны. – Я не понимаю, что в них такого особенного. Я ведь не могу дотронуться до дерева, как вы… и увидеть.
– А вы попробуйте.
Теперь глухой голос звучал прямо у нее над ухом, его пальцы накрыли ее руку и стали водить по древесине.
– Закройте на минутку глаза и попытайтесь дать вашим пальцам ощутить фактуру, изгибы дерева, – прошептал Харрис. – А теперь взгляните снова и увидите, какая разница.
Лайза сделала попытку, однако, закрыв глаза, она ощутила лишь его пальцы на ее руке, водившие ею. Прикосновение Джека оказалось теплым, настойчивым, еще более теплым было его дыхание над ее ухом. И когда девушка открыла глаза, дерево поплыло у нее перед глазами. Она видела лишь невероятно длинные пальцы со сбитыми ногтями и еще острее ощутила его близость.
Лайза снова закрыла глаза, и на этот раз словно что-то вспыхнуло в ее мозгу, и она ощутила, что и Джек Харрис уловил это.
Сильные пальцы-созидатели, водившие ее рукой, теперь двигались по ее запястью, проследили пульс и скользнули по нежной коже к локтю. Другая рука, лежавшая на ее плече, тоже пришла в движение, она не шарила, но нежно исследовала кожу девушки под шелковой блузкой.
Ощущение было… необыкновенным. Но опасным, даже чересчур. С минуту Лайза блаженствовала, затем неожиданно выпрямилась и отпрянула, отчаянно заморгав.
– Я… извините, – пробормотала девушка, не зная толком, за что извиняется и почему.
Харрис, казалось, даже не заметил, как она отшатнулась. Он даже не смотрел на Лайзу, все внимание было снова сосредоточено на двух бревнах. И все же Джек ощутил ее тело, Лайза почувствовала это, поняла. Однако если теперь он предпочитал не обращать на нее внимания, что ж, тем лучше. Она будет вести себя точно так же.
– Вы ведь понимаете, что я представления не имею, как оценить это дерево, если, конечно, допустить, что я решу продать его вам? – пояснила Лайза.
Харрис ухмыльнулся, и девушка увидела, как в его глазах, насмехаясь над ней, пляшут чертики.
– Зато я прекрасно это знаю, если, конечно, вы мне доверяете, – заявил Харрис и назвал цену, Лайза почему-то поняла, что она гораздо выше реальной стоимости дерева. Она сообщила об этом Джеку, и его улыбка стала еще шире.
– Вы забываете плату за доставку, – заметил Харрис. – Обычно мне приходится тратить много дней, иногда целые недели на поиски необходимого мне дерева; мне впервые привезли его прямо на дом.
Лайза лихорадочно соображала, не обращая внимания на его любезность. Она не сказала Харрису, да и не собиралась, что цена была не настолько высокой, несмотря на очевидную щедрость скульптора, чтобы заинтересовать ее. С тем же успехом можно подарить ему дерево, и дело с концом, подумала Лайза, потом заколебалась, размышляя.
– Есть ли какой-то шанс, что вы успеете выполнить скульптуру из одного бревна до папиного юбилея? – спросила она наконец.
Харрис пожал плечами.
– Зависит от обстоятельств.
– От каких? Или у вас так много работы, что вы не станете даже пытаться?
– О, попытаться могу. Если уж на то пошло, то я обязательно попытаюсь.
Он протянул руку и коснулся более крупного бревна.
– То, второе, лишь что-то мне шепчет, зато это кричит во весь голос! Но от замысла до готового произведения долгий путь. Уверен, вы это понимаете.
Лайза кивнула. Это она понимала: процесс творчества у Харриса мог быть не таким, как у нее, но общего было много.
– Дадите ли вы мне право первой купить скульптуру, если она будет выполнена в срок?
Теперь задумался Харрис. Лайза поняла, что задела какую-то струну в его душе, но не знала какую. Глаза художника потемнели, взгляд стал бесстрастным, и девушка не могла распознать, то ли он сердится, то ли просто обдумывает ее слова.
– Вы серьезно говорите «если» или это просто обходной путь поставить меня в конкретные рамки?
– Я сказала «если будет готова» и сказала это серьезно. Мы сейчас говорим не о заказе. Я просто прошу дать мне право первой купить скульптуру, если она будет закончена вовремя.
– Но сначала она должна быть выставлена, – наконец объявил Харрис. – У меня намечается большая выставка – прямо перед днем рождения вашего отца. И вторая через несколько месяцев. На одной или другой скульптура должна быть выставлена.
– Но если она будет уже продана…
– Продать – это еще не все. – В голосе его зазвучали упрямые нотки – это говорил Харрис-художник. – Нет смысла создавать произведение, если его смогут увидеть всего два человека, кроме меня.
– Что ж, нет смысла и сделать отцу подарок, и сразу отнять его, чтобы вы смогли выставить скульптуру, – отозвалась Лайза.
– А почему бы и нет? Что ж, в общем, я понимаю вас, но, думаю, никаких недоразумений не будет. Ваш отец, возможно, обрадуется такому повороту событий.
– А может, и нет. Отец – прекрасный человек, но у него очень своеобразное представление о некоторых вещах.
На это Джек Харрис открыл рот, чтобы что-то ответить, но закашлялся. Лайзе удалось разобрать, что смысл сводился к слову «наследственное». Она сердито воззрилась на Харриса, но тот лишь прочистил горло и ответил ей совершенно невинным взглядом, показавшимся Лайзе насквозь фальшивым.
Правда, через секунду выражение лица Харриса изменилось, и Лайза уже не могла ничего на нем прочитать. А тот явно не стремился ее просвещать: он просто смотрел, и янтарные глаза изучали лицо, волосы, фигуру Лайзы с наигранным небрежным любопытством. Однако девушка поняла, что небрежности здесь не было и в помине.
В этом взгляде было что-то, напоминавшее Лайзе то, как Джек осматривал бревна хуонской сосны: взгляд стал рассеянным, словно он не просто смотрел на девушку, а проникал в ее душу. И это весьма обескураживало.
Затем Харрис тряхнул головой, словно возвращаясь в реальный мир, бросил взгляд на дерево, потом перевел его снова на Лайзу. Молча он обошел вокруг девушки, и на короткое мгновение той показалось, что он хочет протянуть руку и коснуться ее лица, как слепой. Однако Харрис лишь слегка улыбнулся.
– Полагаю, единственный способ решить дело к удовлетворению нас обоих – это закончить скульптуру так, чтобы выставить ее, а потом подарить вашему отцу, – заключил он. – Разумеется, при условии, что она окажется такой, какую вы захотели бы подарить, и что вы сможете себе это позволить. – Последние слова были смягчены легкой улыбкой, и Харрис продолжал: – Беда в том, что это ставит меня в весьма щекотливое положение: мне не нравится идея работать в таких жестких рамках… и с такими ограничениями. Я просто обязан предупредить вас, что это может сорвать весь проект, поскольку если у меня в голове не уложится образ, то и в дереве ничего не выйдет. – И он выразительно помахал пальцами.