Выбрать главу

— А если бы он был таким, неужели вы думаете, что ваши слабые протесты имели бы какой-либо эффект? — язвил он. — Мне кажется, вы отлично знаете, что я легко мог бы заставить вас захотеть всего, его бы я ни пожелал сделать с этим стройным пылим телом, которое вы так нагло выставили напоказ!

В глубине его глаз вспыхнула искра, подобно тлеющему огоньку под присыпанным углем. Опасный знак, который даже она, несмотря на полное отсутствие опыта, могла очень хорошо понять.

— Нет! — выкрикнула она ему в лицо, страстно желая нанести удар, ранить его. Если бы у нее и в самом деле в руках был кинжал, она, ни секунды не колеблясь, вонзила бы его в это крепкое мужское тело, которое могло легко победить ее. — Нет, что бы вы не делали, я не захочу вас! — Ее глаза влажно мерцали, яркие от крайнего отчаяния, которое легко могло сойти за ненависть. Сара сама не узнала своего резкого смеха: — Знаете почему? Даже если вы возьмете меня, даже если вам удастся возбудить мое тело, я закрою глаза и буду представлять себе кого-нибудь другого — неважно кого. Вы понимаете? Я предпочитаю сама выбирать себе любовников, синьор герцог! И случилось так, что вы не мой тип. Я ясно выразилась?

Во внезапном напряженном молчании, которое последовало за этим неистовым взрывом, все, казалось приостановилось, даже ее дыхание. Сара обнаружила, что она не в силах оторвать своих глаз от его, наблюдая за тем, как они становятся такими же жесткими, как вулканическое стекло. Каких-либо других изменений в его лице не было. Почему он ничего не говорит? И ничего не делает? Она со стыдом могла почувствовать, как ее сердце начало биться настолько сильно, что она испугалась, как бы он не услышал и не обнаружил, насколько безумно она на самом деле боялась его.

— Вы не слышали того, что я сказала?

Ее голос прозвучал слишком высоко и прерывисто даже для ее собственных ушей.

— Почему же? Я слышал. Находясь так близко от вас, как я мог не услышать?

Его голос звучал любезно. Слишком любезно, что чуть было не заставило Сару отпрянуть в сторону.

— Вы очень ясно выражаетесь и откровенны, когда пожелаете этого, не так ли? Вы совершенная маленькая сука — горячая в один момент и холодная в следующий. Короче, прирожденная проститутка.

Казалось невероятным и даже слегка нереальным, что он мог говорить ей все эти безобразные унизительные вещи тем же небрежным любезным тоном.

Лицо Сары горело, как и все ее тело. Ум приказывал ей сражаться с ним. Сражаться любым оружием, которое она сможет найти, или он победит и унизит ее, наблюдая за ее реакцией с холодной, жестокой улыбкой, которая чуть искривит уголки его губ… Он назвал ее проституткой. Снова.

— Если бы я была… той, кем вы меня называете, то можете быть уверены, что не было бы такой цены, за которую бы вы могли купить меня! И можете быть уверены, что я бы отдалась любому мужчине, которого бы по-настоящему заметила, даже если бы он был мусорщиком!

— Я начинаю понимать, что, несмотря на красивое тело, которое принесло вам столь дурную славу, вы соединили в себе самые худшие черты, какие только могут быть у женщин. Перечислить их вам?

— Я больше ничего не хочу слышать. Пустите меня, я вам говорю!

Он неумолимо продолжал, как будто не слышал ее протестов.

— Вы обладаете слишком горячим темпераментом и злобным языком, и то и другое вы прекрасно умеете усмирять, если хотите задержать одного из ваших многочисленных любовников больше, чем на одну или две ночи. Вы также, совершенно очевидно, холодная, расчетливая, лицемерная, маленькая…

— А вы… просто надутый осел! Изучаете меня сквозь грязный микроскоп своим нестерпимым судейским взглядом, тогда как все это время…

Сара вовремя прикусила себе язык, испуганная тем, что чуть было не сказала.

— Все время… что? Вам следует научиться оканчивать свои предложения.

Под обманчивой ровностью его голоса, казалось, лежали отточенные лезвия.

— Если вы держите меня здесь силой для того, чтобы я слушала ваши оскорбительные голословные утверждения, мне, знаете ли, и в самом деле хотелось бы уйти. Очень неудобно стоять здесь на коленях на твердом холодном полу, если вы не задумали принудить меня принести покаяние в моих разносимых слухами грехах.

На этот раз Марко не старался подавить вырвавшееся у него безобразное ругательство, пока он грубо и бесцеремонно поднимал ее на ноги. Он ожидал, что она потеряет равновесие и упадет на него, но, черт ее побери, она вскочила легко, как кошка, глядя на него глазами, подобными осколкам зеленого стекла, в которых мерцали золотые искры огня. Кто бы мог различить, что таится в их глубине? Глаза истинной кокетки, прирожденной проститутки. И тело под стать. Божественная сука! Покаяние, она сказала?..

— Боюсь, что покаяние существует только для искренне раскаивающихся…

Ей не понравилось ни то, как до низкого рычания понизился его голос в конце фразы, ни то, как опасно вспыхнули глаза при взгляде на нее. Но он, по крайней мере, наконец выпустил ее кисть, и Сара постаралась, массируя ее, с беспечным видом отступить немного назад.

— Вам не стоит утруждать себя деталями. Воображаю, что, попадись я вам в руки, вы бы бросили меня в подземелье и страшно пытали бы до тех пор, пока бы я не призналась во всех воображаемых грехах, в которых вы меня обвинили. — Она подчеркнуто сильно содрогнулась и добавила: — Все, что я могу сказать: благодарение Богу за прогресс! Мы далеко ушли от подобного, беби!

Это была превосходная реплика для ухода. Одновременно грациозная и с чувством собственного достоинства — если бы еще при этом она могла найти свой халат!

— Рад слышать это! — сказал Марко сухо, добавив с притворной любезностью: — Вы что-то ищете? Не это ли?

«Это» оказалось пропавшим халатом, небрежно свернутым и брошенным в ее сторону так беспечно, что Саре пришлось отступить на несколько шагов, чтобы поймать его. Как раз этого он, конечно, и хотел.

С плеском, отдавшимся в ушах, она рухнула в воду, вынырнула, чтобы услышать его резкий смех, и снова ушла под воду. На этот раз она не выныривала. Подводное плавание приучило ее надолго задерживать дыхание, а вода в бассейне была непрозрачной. Если Марко подумает, что она ударилась головой о край бассейна и потеряла сознание, прыгнет ли он за ней или позволит ей утонуть?

Сара почти достигла предела своей выдержки, когда почувствовала, что он нырнул; она тут же вынырнула у края бассейна и одним движением выскочила из воды.

Самодовольный, надменный ублюдок! Сара надеялась, что он останется под водой надолго, разыскивая ее. Достаточно долго, чтобы почувствовать опасение перед перспективой расследования убийства или утонуть самому.

Она быстро бежала к лестнице, не осмеливаясь оглянуться назад, когда до нее донесся его сердитый голос.

— Вы мудро сделали, что побежали от меня, ловкая маленькая сука! Если бы вы были здесь, вам не надо было бы притворяться утопленницей!

Сара, оставив на этот раз последнее слово за ним, мчалась по холодной мраморной лестнице. Она поскользнулась и дважды чуть не упала, пока не добралась до сомнительного укрытия своей комнаты. Прислонившись к двери, она пыталась отдышаться, только потом вспомнив, что не может запереть ее.

26

После Сара не могла вспомнить, сколько времени она смотрела на тяжелую деревянную дверь, откуда он мог появиться в любую минуту, горя жаждой мести.

А вдруг он придет? Первое, что она сделала, отдышавшись, это схватила свою брошенную ночную рубашку и натянула ее. Хватит с нее la dolche vita [7]. Плавать обнаженной в мраморном бассейне с итальянским герцогом, который считает, что все правила должны изменяться так, чтобы быть удобными ему! Если бы у нее был хоть какой-то разум, она бы никогда не позволила втянуть себя во все эти неприятности!

вернуться

7

Dolche vita — сладкая жизнь ( ит.).