— Как Гарон Хант, к которому ты проявила такую… услужливость? Или это Анджело — последний любовник твоих грез? И не называй имени Карло, потому что я никогда не поверю этому, и твоя следующая ложь может вызвать во мне желание свернуть твою изящную шею!
Сара чувствовала напряженную силу его рук на своих плечах, пока он вытягивал у нее сердитый, неохотный ответ.
— Ложь? Другими словами, ты настаиваешь, чтобы я говорила лишь то, что ты считаешь правдой. Очень хорошо… Я думаю, что, конечно, подцепила бы Гарона. Он невероятно сексуален! Но он достаточно уверен в себе, чтобы быть нежным. Я нахожу его очень привлекательным!
А сейчас, отчаянно вскрикнула практическая часть ума Сары, он тебя, конечно, задушит. Она сама почувствовала напряжение, хотя и отказалась опустить свои лицемерно искренние глаза перед испытующим взглядом его.
— После одной ночи? И учитывая тот факт, что он оставил тебя через пару часов? Как я и думал, тебя слишком легко удовлетворить, Diletta. И, вероятно, ты не настолько хороша, чтобы удержать интерес мужчины надолго.
В тембре его голоса и во взгляде было что-то такое, отчего слова застряли у нее в горле. Слова о том, как мало он удовлетворял ее, что она предпочла бы ему любого другого мужчину. Она ничего не сказала и лежала, вытянувшись под ним, крепко закрыв глаза, ожидая чего-то.
— Per Dio! С меня хватит! Посмотришь на тебя — так ты просто мученица, которая закрыла глаза, чтобы не видеть дикого зверя, готового в любой момент пожрать твою нежную плоть! Разве не так?
Небрежно, с умышленной медлительностью его рука пробежала по ее телу, как бы подтверждая то, что оно принадлежит ему, его пальцы больно ожгли ей щеку, и она почувствовала, что он оставил ее.
Она продолжала лежать, как статуя, упрямо закрыв глаза, когда снова услышала его голос, доносившийся откуда-то сверху.
— Ты можешь запахнуть халат и спокойно принять ванну, bimba. Я тебя больше не побеспокою, и ты можешь развлекаться, как тебе хочется.
— Значит ли это, что я могу… что ты наконец отпускаешь меня?
Сара задала вопрос, не открывая глаз, чтобы не видеть его лица (уж она-то могла представить его выражение). Марко посмотрел на нее сверху вниз.
— Жаль разочаровывать тебя, сага mia, но в мои намерения входит подержать тебя здесь несколько дольше, пока я не решу, что с тобой делать. У тебя останутся мечты о твоих любовниках и твоя собственная находчивость в качестве утешения на какое-то время. И если ты устанешь от фантазий и, перемены ради, захочешь реальности, тогда… можешь послать мне словечко; и если ты попросишь меня очень нежно, и у меня найдется время… тогда, возможно, я навещу тебя снова — если, конечно, у меня еще будет настроение заниматься женщинами такого типа, как ты.
Ее типа! Что, черт возьми, он имеет в виду? Высокомерный, расчетливый, с одними лишь грязными мыслями в голове — ох! Сара резко села, глядя сузившимися от ненависти глазами на дверь, которую он только что захлопнул за собой. Просить его, чтобы он снова навестил ее, как же! Да скорее ад, в котором этот чертов волк является президентом, остынет, прежде чем подобное случится! И она не собирается оставаться здесь, у него в подчинении — скоро он это обнаружит.
34
— Я обнаружил, что по какой-то несчастливой случайности все еще хочу тебя, колдунья с нефритовыми глазами, распутным золотым телом и расчетливым умишком. И пока я буду тебя хотеть, ты останешься здесь, в моем серале — так мои неверные предки поступали с трепещущими рабынями-христианками — только для моих глаз и только для моего пользования. Тебя ужасает эта мысль bambina mia [42]? До того как ты мне надоешь, ты будешь только моей, и я буду делать с тобой все, что захочу.
— Как волнующе! А что ты захочешь? Только без извращений… — Слова замерли у нее на губах, и фраза осталась незаконченной, так как Марко накинулся на нее с безумными, грубыми поцелуями и добился от нее покорности, а затем ее охватил неистовый, безумный отклик, которому она была не в силах противостоять.
Она не хотела думать о способах, которыми он занимался с ней любовью, и способах, которые она инстинктивно открыла для себя, чтобы заниматься любовью с ним. Ей следовало чувствовать облегчение, а не разочарование от того, что он предпочел оставить ее одну на несколько часов, не навязывая ей своего присутствия.
Вскоре после того как он покинул ее, она услышала жужжание отлетающего вертолета и поняла, что он уехал… Повидаться с одной из своих любовниц? Какое ей до этого дело? Ему, вероятно, надо было поддержать свое уязвленное самолюбие, а это уж не ее проблема и не ее забота. Теперь, когда его не было поблизости, она могла сбежать.
Но зачем и для чего?
Вероятно, ее прострация имеет что-то общее с ее вновь обретенной способностью рационализировать, с горечью размышляла Сара, презирая себя.
Конечно, он вернется, сказала она сама себе вскоре после того, как он оставил ее. Он не мог отрицать, что хочет ее, бывали моменты, когда он признавался в этом. Он хотел держать ее пленницей, подобно средневековому сардинскому герцогу, который имел власть над жизнью и смертью своих подданных. Le droit du seigneur… He обернул ли он против нее ее собственные слова? Но, слава Богу, на дворе двадцатый век, и он не мог и в самом деле удержать ее, если бы она не захотела остаться. Чего же она хотела в действительности?
Он вернется, конечно. Такой, какой он есть, высокомерный, самовлюбленный. И может быть, еще один раз я позволю ему думать, что принадлежу ему… перед тем как уеду. В любом случае, этот маскарад почти окончен.
Ведь существует Анджело, несчастный, не имеющий своего места в жизни, наполовину родной брат, что, кажется, так возмущает Марко. К которому он ревнует! Анджело, жаждущий помочь ей бежать по своим собственным причинам. Рыцарь на блестящей черной «хонде». Ожидающий сигнала, что ее надо выручить… сигнала, который она все еще не подала, конечно, только потому, что знала и ожидала, что, несмотря на все свои презрительные взгляды и вводящие в заблуждение слова, Марко снова придет, разыскивая ее, как волк, унюхавший добычу и кружащий вокруг нее… доводя ее до паники, прежде чем покончить с ней. О, он вернется, можно не беспокоиться. Дав ей возможность посмеяться последней, прежде чем она уедет. Вот почему она еще не уехала. Очень важно осознавать, что можешь уехать, когда пожелаешь, и еще один раз доказать ему, что он все еще ее хочет, перед тем, как исчезнуть из его жизни навсегда.
Вошедшая в комнату Серафина вернула Сару к реальности. Серафина с ее строгими замечаниями, а до этого — «таинственное» появление на ее балконе нескольких последних международных бульварных журналов. Журналы, конечно, были любезностью со стороны Анджело, кого же еще? Мама Мона загадочно улыбалась ей с обложки одного из них, напомнив Саре, что находится теперь всего в нескольких километрах от нее, в Кальяри. С нетерпением пролистав журналы, Сара наткнулась (как и предполагал, без сомнения, Анджело) на несколько заставляющих задуматься статей о Марко. О герцоге ди Кавальери, несмотря на все его успехи в бизнесе, писали, в первую очередь, как о международном плейбое. В одной статье говорилось о его так называемой нынешней любовнице, известном французском дизайнере мод. В других говорилось о его прошлых увлечениях и упоминался тот факт, что он крайне непостоянен и бесчувствен — никогда не сохранял связь с женщиной более шести месяцев или около того и без предупреждения бросал ее ради следующей.
Ну, конечно, она знала, чувствовала, хотя ей об этом и не говорили, что он за человек. Почему он не вернется, черт побери его черную душу, чтобы она могла в лицо высказать ему всю правду о нем самом.
Сара слышала, как улетел вертолет, и в ближайшие сорок восемь часов он не вернется. Ублюдок! Что он делает? Чего он думает добиться? Да ее просто не будет здесь, когда он наконец соизволит вернуться. Держать ее здесь, чтобы лично ею пользоваться — никогда! Он в конце концов обнаружит, как она его одурачила, и это будет только частью ее мести. Он станет посмешищем, когда его отправят в тюрьму за ее похищение. Она наденет, идя на судебное заседание, девственно-белое платье и будет много плакать… и он никогда не сможет загладить свою вину. Папа об этом позаботится, если больше будет некому.