— И кто, вы надеетесь, спасет вас? Анджело, вероятно, предложивший вам покататься на его мотоцикле? Вы вдвоем, кажется, спелись! Такое впечатление, что вы уже знали друг друга. Это возможно?
Конечно, он не мог знать! И она была уверена, что не выдала себя. Он догадывался. Он… ревновал! Нет, глупость. Такое невозможно. Только не Марко. И все же опьяняющее чувство внезапно забурлило в ее венах, как толчок адреналина, благодаря чему она смогла нетерпеливо пожать плечами, умышленно отворачиваясь и поигрывая ножом для разрезания бумаги на его столе.
— О, небеса! Да каким образом и где я могла бы встретить вашего милого брата. Он очень на вас похож, знаете ли?
Она повернулась к нему, внимательно глядя в его резкое яростное лицо. На этот раз она не отступила:
— Скажите, ради Бога, мои слова не взбесили вас?
— В конце концов, вы братья… сводные братья, — быстро поправилась она и, не дрогнув, услышала его рычание.
— Теперь мне хотелось бы знать, откуда вам это известно. Я не припомню, чтобы ваш последний обожатель называл меня иначе как братом!
Он почти выплюнул последнее слово и свирепо ждал ответа.
— О, ну!.. Это была верная догадка, не так ли? Я имею в виду, что не совсем глупа, даже если бы не знала, благодаря вам, какие здесь феодальные порядки. У вашего отца, должно быть, была девушка в деревне — это обычная история, я уверена. Ответ вас удовлетворяет?
Сара, не моргнув, встретилась с ним глазами, хотя сердце ее начало биться, подобно барабану. Он ревновал! Инстинкт ясно говорил ей это, даже если ум хотел шарахнуться в сторону от такой возможности.
— Я уже знаю, что ложь крайне легко слетает с ваших уст. И что у вас быстрый и живой ум. Откуда мне знать, когда вы лжете, а когда нет?
Его голос стал более низким и хриплым, а глаза, казалось, потемнели и наполнились тенью, став неясными и скрывая от нее его мысли. За ее спиной стоял стол, удерживая ее в ловушке, а его глаза тем временем начали умышленно медленное путешествие от ее лица вниз, к облепленным мокрой рубашкой грудям с крепкими сосками, которые вздымались от ее взволнованного дыхания.
Пожалуйста, нет! — хотела умолять Сара, в ней поднялось чувство отчаяния, как у попавшего в ловушку зверька, и дыхание почти прервалось. Ее горло, как и все неподвижное тело, казалось парализованным. Он стоял так близко, что она могла почувствовать жар, исходящий от его тела, и все же, отпустив ее кисть, он не трогал ее.
Ему и не надо было делать эго, поняла она с охватившим ее чувством отчаяния.
Его глаза ласкали ее. Повсюду, там где ранее касались руки, заставив вспомнить об их близости, и она внутренне беспомощно вздрогнула.
— Diletta! Diletta! Tentatrice… maliardo…[33]
Она знала, что он называет ее искусительницей и обворожительной женщиной. Он называл ее Дилайт. Но даже это не имело больше значения, когда она подвинулась к нему и почувствовала, что ее тело крепко прижато к его. Она сделала то, чего никогда в жизни не делала до этого; схватила его голову и наклонила ее так, чтобы их губы встретились, и он поцеловал ее снова, дико и почти сердито.
Ни стыд, ни гордость не имели в этот момент никакого значения. Он наконец обнял ее, и их тела соприкоснулись, слепо устремившись друг к другу через одежду. Глухо пробормотав проклятия, он поднял ее и положил на стол, не обращая внимания на неубедительные протесты.
— Я хочу тебя. Delitta mia, mi desiderio[34]. И я хочу тебя сейчас! Не борись со мной…
Он сунул руку в глубокий вырез красной рубашки и ожесточенно рванул вниз, чтобы обнажить ее груди, его рот двигался по ним медленно и осторожно, затем он остановился и задержался на крайне чувствительных сосках, услышав, как она сначала нежно застонала, а затем громко вскрикнула, когда его зубы слегка прикусили сначала один сосок, а затем другой. А потом, все еще стоя между ее ногами, он в сердитом нетерпении нащупал ее пояс, непослушную молнию, в бешенстве рванул — и джинсы были с нее сорваны.
Она не могла вспомнить, что случилось после, за исключением того, что это было дико и бурно, как летняя гроза, заглушая все, кроме ощущения внутри нее, которое росло и увеличивалось. Сара ожидала удара острого серебряного меча, чтобы он разрубил ее надвое и освободил… и затем оставил дрожащей с последствиями раскатов, подобно грому, затихающему и ворчащему где-то вдали, напоминающему резкость его голоса, когда он называл ее: «Diletta, Diletta…» — и его проклятия смешивались с нежностью.
Сара чувствовала, что она как будто вернулась из дальнего путешествия, вероятно, с другой стороны реальности, перед лицом которой ей становилось неловко за себя. Особенно теперь, когда ее холодный разум так быстро возвращался к ней. По мере того как в ее теле исчезали отголоски чувств, она с изумлением начинала осознавать, что снова в состоянии думать. И, поразмыслив, почти сразу же сказала себе, что больше подобное не повторится.