Она взглянула на Серафину, которая, казалось, забылась, уйдя мыслями в прошлое, почти автоматически перебирая худыми натруженными пальцами деревянные четки, пока ее глаза смотрели куда-то в пространство поверх мокрой головы Сары. Это было, безусловно, время для воспоминаний и размышлений.
— Ну, ему следовало брать ее с собой! Может быть, она просто хотела побыть снова среди людей. Чтобы иметь возможность надеть свои красивые платья и драгоценности в оперу, балет или на вечерний прием. Он мог бы ее отвести к… ну, вероятно, тогда не было консультантов по браку, но, по меньшей мере, к психологу, который мог бы ей помочь. Если бы она не была так молода…
— Это было беспокойное время, слишком многое слишком быстро менялось, скажу я вам, синьорина. А потом война, о которой все говорили, поставила весь мир на уши. Ах, к несчастью, все сложилось так плохо. Хотя был момент — герцог тогда отсутствовал, когда мы все думали, что все еще изменится. Ребенок подрос и теперь, вероятно, от скуки — кто знает? — герцогиня разрешила приводить его к себе в комнаты. Она даже подружилась с кормилицей и проводила много времени, болтая с этой безграмотной женщиной с гор, которая потеряла своего собственного незаконнорожденного ребенка. Но эта странная дружба плохо для них кончилась…
— Вы, безусловно, несправедливы! — воскликнула Сара протестуя. — Что плохого в том, что бедная одинокая женщина искала и нашла друга, кого-нибудь, с кем она могла поговорить? А что касается ребенка — вы только что сказали, что она начала признавать своего малыша…
Голос Серафины посуровел, в то время как ее пальцы еще крепче сжали четки.
— Она обращалась с ребенком как с игрушкой, — иногда ласкала и баловала, а иногда отшвыривала прочь. А что касается дружбы — у женщины был брат, один из диких, опасных разбойников, грабивших беспомощных и неосторожных. Они встретились…
— И это был отец Анджело?
Слова слетели с ее губ прежде, чем она смогла остановить их, хотя сразу после этого прикусила себе язык. Но Серафина, казалось, совсем не была удивлена, когда посмотрела своими мрачными глазами на покрасневшее лицо Сары с падавшими на лоб и виски влажными прядями волос.
— Да, Анджело, безусловно, является сыном своего отца.
— Как и своей матери! — вспыхнула в ответ Сара, овладев собой. Она подумала с содроганием: бедный Анджело! Если кого-то и надо пожалеть, кроме глупой неосторожной герцогини, так это его. Ребенком его отправили в изгнание и затем… и сейчас…
— Анджело — забияка, синьорина! Я прошу прощения, но он пользуется преимуществом… своего положения. Герцог щедр к нему, и он уверен, что его не накажут, какие бы вольности он себе ни позволил. Он приехал сюда из Соединенных Штатов, потому что попал там в беду. А разве кто-нибудь, спрошу я вас, принуждал его вести там дурную жизнь, которую он вел? Он даже не попал в тюрьму, как многие другие — нет, было устроено так, что он вернулся сюда еще свободным человеком. И с тех пор… синьорина, я прошу вас, будьте осторожны! Не доверяйте Анджело, который приходит и уходит ночью, когда ему заблагорассудится, потому что пользуется преимуществом… Я сказала слишком много, и я знаю это, но только потому, что был другой ребенок, синьорина. Невинный ребенок, который рос с сознанием того, что мать никогда не хотела его и затем без сожалений бросила. Есть шрамы, с которыми дети вырастают и сохраняют их, даже когда они больше не дети, но взрослые мужчины, рано научившиеся скрывать свои чувства.
35
Сара привыкла мыслить ясно и, конечно, рационально. Ей внушили, что чувства — это нечто, что следует рассматривать и внимательно и объективно изучать, как маленькие точки и линии под микроскопом. Прежде всего, все должно рассматриваться в перспективе. И с этим она прекрасно справлялась до недавнего времени, не так ли? Ей следовало больше доверять себе, справедливости ради, как она и пыталась объяснить Серафине. Какой это был странный день. Она должна была напомнить себе, что, по меньшей мере, следует ответить откровенностью на откровенность. Даже если ей и казалось невозможным, несмотря на богатое воображение, представить Марко маленьким мальчиком!
— Серафина… но, пожалуйста, постарайтесь понять теперешнее положение вещей!