— Ты можешь уехать отсюда с чистым сердцем? — спросил молодой человек. — Я не хочу, чтобы тебя и дальше преследовали мысли о Тимберхилле.
— Я уеду с радостью. Сайлес этого ждет не дождется!
— Ты любишь меня?
— Знаешь, раньше я не была в этом уверена, но теперь сомнения исчезли! — искренне промолвила Кэролин.
Эван обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.
— Теперь я скорее умру, чем позволю кому-нибудь причинить тебе вред, Кэролин. Обещай и ты мне кое-что.
— Но что я могу пообещать? — спросила женщина, едва сдерживая слезы.
— Никогда больше не убегать от меня. Никогда.
— Обещаю.
— Чего бы ты ни захотела, обязательно скажи об этом мне. И не считай меня таким же, как другие мужчины. Я хочу тебя так сильно, что ты и представить этого не можешь. Я никогда не стану препятствовать тебе. Я слишком долго ждал…
Кэролин подняла голову, чтобы взглянуть в его глаза, полные любви.
— Ты не пожалеешь об этом, Эван.
— Я знаю, моя любовь…
У Эвана было немного времени, чтобы наводить справки в Юдоксии, но он был полон решимости узнать как можно больше о таинственном человеке, прозванном дикарем. Люди в этих местах были примитивны и напуганы, и их совсем не волновало, что в лесу, невдалеке от их домов, как какое-нибудь дикое животное, живет человек.
Эвану было наплевать на то, что его расспросы вызывали удивленные взгляды и недоуменное пожатие плечами. Он хотел знать лишь одно: действительно ли какой-то бородач, который раньше был помощником ее отца, домогался Кэролин. Впрочем, ответы людей не удовлетворяли его. Ему сообщили, что Джон Раснер пропал, похоже, пропал на войне — через несколько недель после отъезда Ориона Адамса и его семьи из Тимберхилла. А потом пришла весть о его гибели.
— Адамсов выгнали? — недоуменно спросил его кто-то. — Это невозможно! Что еще за толпа с факелами? Да нет, не было такого. Мы здесь все — миролюбивые люди. Фермеры! И никому не желаем зла.
Элен Раснер и ее отец были еще более недоверчивыми.
— Мой сын погиб, сэр, — твердо заявил старик Раснер, хотя ни он, ни его дочь не посмели сказать, что видели тело Джона. Однако оба утверждали, что тот похоронен где-то в Нью-Джерси.
Довольный лишь тем, что ему удалось взбудоражить умы местных вдовушек и стариков, Эван с радостью поехал домой. В воскресенье утром он женился на Кэролин, и это сделало его счастливейшим из смертных.
На Кэролин было простое платье, которое одолжила ей Фанни. Эван надел фрак и узкие бриджи. Церемония, к его глубочайшему сожалению, была очень короткой и скромной.
Однако Кэролин была счастлива, а именно это больше всего волновало молодого человека. Тетушка и кузина Кэролин на венчание не пришли, равно как и сумасшедшая женщина из расположенной неподалеку усадьбы, и это весьма обрадовало Эвана. Деревенские сплетницы были в восторге от того, что имеют возможность посудачить.
Человека по прозвищу Вайлдмен не было видно. Кухарка Óна тоже не сочла нужным появиться в Тимберхилле в день свадьбы. Эван не мог видеть, как Кэролин приходится готовить немудренные угощения вместе с Лизой, но его невеста просто светилась от счастья и дотрагивалась до него при каждой возможности. Эван страдал, но вовсе не от голода. Если ей доставляет удовольствие самой готовить праздничный обед — что ж, пусть так и будет. Очень скоро он сумеет предоставить в ее распоряжение сколько угодно слуг.
…Теперь, дрожа от нетерпения, молодой человек усаживал Кэролин в свои сани. Они уже махали на прощанье руками, когда он почувствовал, что немного устал. Казалось, само присутствие Кэролин придавало ему сил. Ее согласие выйти за него, а теперь… теперь она принадлежала ему… Что может быть лучше для его здоровья?
Когда кучер взмахнул хлыстом, Кэролин доверчиво прижалась к нему.
— Ты счастлива, что возвращаешься в Филадельфию? — спросил он, обнимая ее и прижимая к себе.
— Очень, — прошептала Кэролин, кладя голову ему на плечо.
Эван приподнял ее лицо для поцелуя.
— Знаешь, — тихо проговорил он, — уезжая из дома, я мог лишь надеяться, что найду тебя. И теперь мне не верится, что ты принадлежишь мне. Ты любишь меня, Кэролин?
— Люблю, и очень давно. Хотелось бы верить в то, что люди не слишком осуждают меня за столь поспешный брак после смерти первого мужа.
— Поспешный?! — нервно смеясь, воскликнул Эван. — Да, для меня это целая жизнь!
— Мне правда очень-очень стыдно за то, что я уехала, ничего не сказав тебе, — честно призналась жена молодого человека.
Он молча закутал ее в плащ.
— Что сделано, то сделано, — произнес Эван после долгого молчания. — Теперь перед нами — лишь будущее. Ты хотела бы попасть на рождественский вечер? — поинтересовался он, наблюдая за тем, как загорелись глаза жены.
— Я так давно видела твой загородный дом, Эван. Можно я попрошу, чтобы отцовские вещи собрали и отправили туда? Я бы хотела еще раз просмотреть его записи…
— Все что хочешь. Помню, ты как-то говорила, что мечтаешь изучать медицину. Ты не передумала?
— Приехав в Тимберхилл, я о многом думала и изменила свои взгляды на некоторые вещи. Но медицина… Да, я хочу ее изучать. — Женщина надолго замолчала, по ее лицу пробежала тень.
— Я не возражаю, — заявил Эван, подумав, что жена, возможно, несколько смущается его. — Как моя жена, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится.
Кэролин встревоженно поглядела на него.
— Но что же беспокоит тебя? — спросил Эван, приподнимая ее подбородок и целуя Кэролин в кончик носа.
Она заставила себя улыбнуться:
— Обещаю, что как-нибудь расскажу тебе все, но сегодня, в день нашей свадьбы, я хочу быть счастливой.
Он нежно поцеловал ее дрожащие губы.
— Обещаю, что сегодня ночью ты будешь счастлива, — прошептал он, чувствуя, как огонь желания закипает в его жилах.
Но, приподняв голову и выглянув в окно, Эван вдруг понял, что его обуревает странное чувство: ему казалось, что Кэролин не полностью принадлежит ему. Он почти физически ощущал, что часть ее души не открывается ему, ускользает от него…
Если ему все же удастся покорить ее, как это сделал его добрый, но глуповатый друг Форрест, то придется очень долго добиваться доверия Кэролин. Но как вести себя с женщиной, которую он любил так отчаянно? Достаточно ли одного терпения? Неужели страсть к Тимберхиллу будет то угасать, то разгораться в ней, как жар у больного желтой лихорадкой, но никогда не отпустит ее насовсем?..
Гостиница «Миллерс и ложка» находилась у придорожной заставы, расположенной на дороге, ведущей в Филадельфию. После долгого пути в кромешной тьме гостиница, показавшаяся вдалеке из-за поворота, ослепила их ярким светом, льющимся из окон. Пока сани быстро скользили по снегу, Эван дремал, положив голову на плечо Кэролин. Его руки бессильно упали на колени.
Глядя в окно, Кэролин думала о том, что не может избавиться от чувства, что ей не следовало уезжать из Тимберхилла столь поспешно. Уж слишком быстро все произошло. Приехал Эван, и она с радостью бросилась в его объятия, но теперь, когда дом ее детства остался позади, женщина ощущала беспокойство.
Обдумав все хорошенько, она поняла, что бежит от своего чувства к Вайлдмену — Джону Раснеру. Впрочем, она все еще не могла убедить себя в том, что это один и тот же человек. Тот молодой помощник ее отца, которого она так любила, когда была невинной девочкой, не мог быть человеком, что долгие годы жил в лесной глуши. Его глаза были совсем не такими, как прежде. Они стали изменчивыми, таинственными, дикими…
Да, все произошло слишком быстро. Ей следовало поговорить с Джоном. Она должна была узнать, почему он допустил, чтобы отец и сестра считали его мертвым. Неужели все из-за эпидемии дифтерии и обвинений против ее отца? Или, может, она еще не все разузнала?
Кэролин зарылась лицом в волосы Эвана. Вдохнув его аромат, она с радостью подумала, что ей не придется больше спать в одиночестве в мрачном и старом доме. Огни «Миллерса и ложки» все приближались, маня их своим уютом и теплом.