Неожиданный сквознячок встревожил пламя свечей. Дымок, колыхавшийся над ними, встрепенулся, а затем серым шлейфом, как привидение, уплыл в соседнюю комнату.
Вайлдмен нетерпеливо обернулся и увидел Óну, которая спускалась вниз по лестнице, придерживая руками насквозь вымокшие плащ и юбки. За ней следовали пять женщин с опущенными головами. Эннети, шедшая последней, затворила двери.
— Мы должны торопиться, — прошептала Óна, протягивая Джону кожаный мешочек, из которого он вытащил свои холодные, сверкающие инструменты.
— Почему?
— За нами уже идут. Нам надо уходить. Поторопись!
Вайлдмену вовсе не хотелось торопиться. Он молча наблюдал за тем, как женщины снимают свои капюшоны. У всех был угнетенный вид, видно было, что они сгорают со стыда. Джон с трудом вспомнил лишь одну из них. Она однажды приходила на их собрание много лет назад — тогда, когда еще дети были живы. Сейчас-то она что здесь делает? Решила снова присоединиться к ним?
Óна Раби протянула женщинам бутыль из тыквы со своим зельем, которое снимало боль и улучшало настроение. Впрочем, Джон уже выпил собственного лекарства, так что хотя бы на эту ночь он мог чувствовать себя независимым.
Духа демона, который, по утверждению Óны, жил в его теле, никогда не существовало. Вайлдмен лишь притворялся, чтобы добиться расположения Óны. Джон вынужден был это делать, иначе ему было не достать морфия, без которого он не мог жить. Поэтому он и пугал людей, которые не осмеливались разыскать его лесное укрытие.
И этой ночью он, пожалуй, попритворяется еще немного.
Вайлдмен внимательно оглядел сморщенные лица. Ему приходилось прищуривать глаза, иначе он ничего не видел. Его зрачки сузились, почти как у слепца, однако он сумел разглядеть новенькую — ту самую маленькую негритянку, которая приходила на собрание с Óной и плакала до тех пор, пока ей не дали Óниного зелья, которое успокоило ее.
Ну и, разумеется, дело не обошлось без упрямой Верити, которая, без сомнения, заявилась сюда просто потому, что была не в состоянии остановиться. Рядом с ней стояла Эннети, то и дело переводившая взгляд с него на неподвижное тело, лежащее на столе. Грудь Эннети приподнималась и опускалась, как кузнечные мехи, словно она была чем-то напугана или возмущена. Джон хотел бы выгнать ее, потому что она непозволительно дерзко вела себя все эти годы. Она хотела тоже повелевать им. Теперь-то он положит этому конец, если она посмеет его ослушаться.
Он знал, что в такой близи Люсиль Эбей не смогла бы разглядеть его, и Вайлдмену захотелось рассмеяться ей в лицо. Все они были безмозглыми дурами, которым Óна Раби морочила голову. Последователи!Он освободит их от всего этого! Над их головами горел дом… время перемен пришло!
Óна забубнила заклинания. Джон занял свое место сбоку от стола, на котором было распростерто недвижимое тело. Закрыв глаза и раскинув руки, Раснер ждал, когда сила придет к нему.
Он не услышал тихих вскриков женщин, которые не сводили глаз с Кэролин — такой спокойной и на вид мертвой. Грудь женщины немного приподнялась и опустилась — она дышала.
Когда Вайлдмен открыл глаза и посмотрел на нее, прищурившись, он не заметил ничего.
Мысли вихрем проносились в его голове, и из темных глубин подсознания то и дело всплывали воспоминания о морфии, коке, паслене и полыни, которые в разное время придавали ему силы. Дикарь уже забыл о том, где находится и кто на него смотрит. Он думал лишь об этом теле — о чистом, белом, холодном теле, которое ожидало его опытных прикосновений.
Воспоминания его опять унеслись куда-то вдаль, вернув его к тому первому разу, когда он точно так же стоял в подвале, глядя на бледное существо, которое всего лишь несколько часов назад резвилось в лесу. Он любовался, как она умывается лунным светом, а потом она отдала свою энергию и девственность ему, Вайлдмену, — по приказу Óны Раби.
Он вспомнил, как Óна то и дело приносила кого-нибудь в жертву. Его тело жаждало тех же ощущений. Он с нетерпением ждал тех мгновений, когда ощутит ее, насладится ею и взорвется в ее прохладной глубине. А потом… потом он опустит жертву в резервуар. В последний раз. И забудет об этом. Навсегда.
Óна пустила свою бутыль по кругу во второй раз, а затем основательно прихлебнула из нее сама. Когда грубые черты ее лица смягчились и веки опустились, женщина шагнула вперед и взяла один из маленьких скальпелей Джона.
Вайлдмен протянул ей руки. Женщина в нескольких местах проколола его кожу и дождалась, пока кровь дикаря не обагрит лежащее на столе тело. Затем Óна нежно втерла в ранки какой-то порошок, и Раснер тут же почувствовал, как по его жилам побежали радостные искорки удовольствия.
— Призываю тебя, Сатана! — вскричал он громко. От этого призыва все женщины заплакали. — Эта женщина принесла с собой беду, она причинила нам неприятности! Мы предлагаем ее в жертву — как предлагали всех остальных. За это мы хотим получить твою благосклонность и защиту.
Пронзительно завизжав, Лиза вцепилась себе в волосы и упала на колени.
— Господи, спаси меня! — кричала девушка. — Спаси!
Óна быстро подбежала к молодой негритянке и изо всех сил ударила ее по голове, но Лиза не успокоилась.
Сара, не скрываясь, рыдала, на лице ее было выражение ужаса и отвращения. Верити не сводила глаз с Джона, мечтая стать одной из тех, кто добился расположения сатаны.
Эннети отвернулась, крепко сжав губы. Глаза ее потемнели. Женщина нервно обхватила себя руками, стараясь унять дрожь и успокоить прерывистое дыхание. Она теряла его!
Одна Люсиль спокойно смотрела на Вайлдмена. Она думала лишь об обещанном удовольствии, о милостях дьявола, которые они получат за содеянное. Люсиль слышала, как Джон призывал их господина, но… комната так наполнилась дымом, что она закашлялась и внимание ее стало рассеиваться.
Люсиль посмотрела на тело, лежащее на столе. Она видела здесь и другие тела, наблюдала за ними… Женщина никогда не спрашивала, что это были за женщины и за что их приносили в жертву. Люсиль лишь повиновалась и, как и Верити, мечтала получить милости хозяина преисподней.
Но это тело двигалось!
И где же, где они — эти обещанные милости?! Столько лет им сулят их! Кто ее хоть раз защитил?! Какие удовольствия она получила, сидя в одиночестве в своей грязной комнате?! Остальным удалось избавиться от всего этого! Так почему же она не смогла?
Думая обо всем этом, Люсиль услыхала какой-то грохот у себя над головой; в соседней комнате с потолка что-то посыпалось. А затем оттуда повалил дым, посыпались искры, пламя лизнуло мрачную темноту.
Лиза снова завизжала, и Óна Раби опять ударила ее по голове. И вдруг, когда все вокруг заволокло серым дымом, память Люсиль стала проясняться.
Она вспомнила! Как и все ее воспоминания, это было таким четким, словно все произошло совсем недавно. Люсиль будто переживала все заново. Она была здоровой и сильной женщиной и спокойно наблюдала за тем, как их молодой повелитель колдует над детьми. Над ее детьми.
Люсиль смотрела на новую жертву, но не видела темных кудряшек. Вместо них ей мерещились светлые локоны. Ей стало казаться, что перед нею не тело зрелой женщины, а хрупкое девичье тельце. Совсем еще девочка, которая так дорога ей!
И она умирает!
В самой глубине ее существа вспыхнула такая буря чувств, которую она бы не смогла успокоить, если бы даже захотела!
Не-ет! Не-е-ет!!!
Люсиль затряслась, спина ее резко выпрямилась. Женщина подняла голову, чувствуя, как ее седые космы дотронулись до впавших щек.
Настоящее и прошлое смешалось в ее сознании. Она знала, что этой ночью они пришли сюда с одной целью — спасти своих детей! И перед нею на столе лежит ее дорогая и любимая дочка! Она борется за каждый вдох!
И Люсиль знает, что сейчас их молодой повелитель попросит сатану о защите и милости. Но женщина уверена: Катарину не спасти!
Катарина умрет, корчась в страшных муках, как будто они и не просили дьявола помочь ей!
Но если этого недостаточно, она что, будет наблюдать за тем, как он… как он…
Люсиль видела, как Джон, стоя и раскинув в стороны руки, призывал их господина. А затем он опустил голову и провел руками по телу. Потом взгляд его перенесся на горло женщины. Уверенным движением он потянулся к тонкой и нежной шее, на которой белел крохотный шрам…