Его разгоряченная плоть молниеносно охладела. Никто не может вылить столько холодной воды на страсть, подумал Джонас, как бывшая свекровь вашей невесты. Достаточно просто услышать голос.
– Передаю ей трубку.
Глубоко вздохнув, Эланна взяла ее.
– Привет, Элизабет. Я только что рассказала Джонасу о состоянии Митча. Наши планы... Нет, еще нет. – Джонас резко повернулся к ней, услышав ее спокойное отрицание. Не в силах выдержать его испытующий взгляд, Эланна быстро закрыла глаза. – Я только начала, Элизабет, но... мы тут немного отклонились от темы.
На эти слова Джонас вскинул темную бровь. Эланна ощутила, как кровь прилила у нее к щекам.
– Обещаю, я скажу ему, как только повешу трубку. Конечно. – Она заставила себя ласково добавить слова, которые совсем не соответствовали ее чувствам. – Спокойной ночи, Элизабет. Утром увидимся.
Джонас нетерпеливо взял у нее трубку и положил на место.
– Скажи мне, в чем дело?
– Гм, не так-то просто...
– Вопреки всеобщему заблуждению, не все из тех, кто работает руками, не способны понимать английский язык. Просто постарайся говорить медленно и использовать слова, состоящие не больше чем из трех слогов.
Эланна не привыкла к сарказмам Джонаса и тотчас же поняла, насколько звонок бывшей свекрови выбил его из колеи.
– Мне жаль, что Элизабет помешала нам.
– С этим я могу справиться. – Его обычно бархатный голос теперь звучал резко, будто скрип шин по гравийной дороге. – Так почему бы тебе не перейти от уверток к сути? Смелей, дорогая, выкладывай.
Она встала, мучительно подбирая слова и боясь, как бы не подвел голос.
– Джонас, тебе нельзя ехать домой вместе со мной.
– Почему нельзя? – От его сузившихся глаз веяло таким холодом, какого она никогда прежде в нем не замечала. – Разве мне обязательно спрашивать разрешения?
– Это не то, что ты думаешь, – запротестовала она, наклонясь, чтобы подобрать свой упавший на пол жакет. Вид нежной, как сливки, груди моментально переключил его внимание. Желание. Злость. Страх. Ему и раньше были знакомы эти чувства, но никогда они не терзали его одновременно. И будь он проклят, если ему это понравилось.
Эланну же неприятно поразило упрямство, которого она раньше за Джонасом не замечала. Он всегда казался ей самым уравновешенным, самым легким человеком, какого она встречала в жизни.
– Почему ты даже не пытаешься понять?
– Помоги мне. – Джонас скрестил на груди руки.
– Хорошо. После завтрашней церемонии в Розовом саду Митч вернется домой в Сан-Франциско.
– Так я и предполагал. Ладно. И ты хочешь, чтобы на обратном пути я сделал вид, будто мы незнакомы друг с другом?
– Дело даже еще сложнее.
– Почему бы тебе не удивить меня?
– Джонас... – Ей был невыносим его резкий тон, холодность и отчуждение.
– Перестань ходить вокруг да около, Эланна. Просто скажи, какую еще пакость придумали ты и Элизабет.
– Митч собирается остановиться в нашем доме.
– НАШЕМ – в смысле твоем и моем? Или НАШЕМ – твоем и Митча?
Да, он имеет право так ставить вопрос. Она встретила Джонаса на следующий же день после того, как купила дом. Вместе они планировали каждую деталь обновления. Хотя бы поэтому оба могут наравне считать его своим. Подавленная колкостью и неприязнью, прозвучавшими в его словах, она подошла к столу возле двери, где оставила ключ от номера.
– Ты сам знаешь ответ на этот вопрос. Он старался скрыть страх и отчаяние, и оттого слова его прозвучали особенно резко:
– Я привык думать, что знаю ответ. Но это было прежде, пока твой муж не вернулся с того света.
– Бывший муж, – тихо поправила его Эланна.
– Это знаю я. И это знаешь ты, – возразил он, тремя длинными шагами сокращая расстояние между ними. – Но когда, черт возьми, он узнает, что ты больше не миссис Митчелл Кентрелл?
Он ловко загнал ее в ловушку между собой и столом. Эланна почти физически ощущала его напор, хотя их тела не соприкасались. После прошлой ночи ее не удивляло, как могло бы изумить прежде, что он может быть таким же буйным, как и нежным.
– Я скоро скажу ему, – пообещала она. – Как только он выздоровеет. Но пока мне нужно, чтобы ты улетел раньше и забрал из дома все свои вещи. – Она выпалила это с отчаянной решимостью, устав подыскивать щадящие слова. И, тотчас же виновато сникнув, обхватила ладонями его хмурое лицо. – Ты всегда был такой чуткий, Джонас. Такой терпеливый. Дай мне еще немного времени, ну пожалуйста!
Проклятие, Джонас не ощущал в себе ни капли чуткости. Или терпения. Глухая ярость переполняла его, когда он впился в ее губы.
От его неистовых поцелуев у нее закружилась голова. Колени подгибались, и она вцепилась ему в плечи, не сопротивляясь охватившему пламени. Но он внезапно отпустил ее. Все еще дрожа, она не отрывала от него растерянного взгляда, и эта растерянность еще больше оттеняла откровенное желание, которое отражалось в зеленых, как море, глазах.
– Я хочу, чтобы ты запомнила, какое оно, наше чувство друг к другу. Что мы испытали. Вместе. – Неутоленная страсть бурлила в нем, он порывисто просунул руку под жакет и стал ласкать сквозь тонкие шелковые кружева ее нежную грудь.
Но не успела она ответить ни словом, ни жестом, как он отпрянул от нее и открыл дверь.
– А теперь, Эланна, лучше иди. А то я дам волю примитивному инстинкту и привяжу тебя к своей кровати, где, как мы оба знаем, тебе и полагается быть.
Выпроводив Эланну в холл, он решительно закрыл дверь, оставив ее в одиночестве, ошеломленную и томимую желанием.
Глава 7
Дело оказалось гораздо более тягостным, чем представлялось. Джонас понимал, что ему будет нелегко забирать свои вещи из дома Эланны. Но даже вообразить себе не мог того смятения, которое нахлынуло на него, когда он вошел в залитую солнцем спальню.
Здесь, в этой комнате, Эланна наконец-то раскрылась перед ним, дала волю романтической стороне своей натуры, свободному проявлению чувств. Утренний туман растаял, и сквозь кружевные занавеси солнце заливало спальню, наполняя ее теплыми маслянистыми бликами. Кружева, обрамлявшие железную кровать, белоснежно пенились вместе с рюшами наволочек. Кровать была центром сцены и возбуждала чувственные воспоминания, почти гнетущие, если вспомнить причину, которая его сюда привела.
Джонаса потрясла собственная сентиментальность, и он посчитал ее своим поражением. К счастью, время подгоняло, и он быстро принялся за дело. Наугад открывал ящики комода, вытаскивал белье и свитеры и небрежно засовывал в дорожную сумку, захваченную с собой. Ну вот, теперь на очереди шкаф. Глазам открылась кружевная масса свадебного платья Эланны, и его окатила волна горечи. Гм... платье лучше не трогать. Пусть висит на месте. В конце концов, ведь она просила забрать из дома только его вещи. О платье речи не было – очевидно, просто забыла. Мысль об этом расстроила его еще больше, чем причина, заставившая приехать сюда. Если она могла так легко забыть о свадебном наряде, не забудет ли так же легко о нем? И о том, что они вместе пережили?
– Не будь идиотом, – проворчал он, разглядывая себя в зеркале, оплетенном белой рамой и висевшем над таким же плетеным туалетным столиком, в окружении белых свечей, щеток с серебряными ручками и коллекции хрустальных флаконов с духами. – Она забыла о платье потому, что была слишком подавлена. Не ищи никаких других причин. – Взяв синий, как полночь, флакон с пульверизатором, он нажал на позолоченный шар. И когда возбуждающий, такой знакомый аромат вызвал вдруг жжение в чреслах, тихо выругался.
Ну нет, он не сдастся, поклялся себе Джонас, доставая из шкафа свои вещи. Терять ее он не намерен, несмотря на все его сочувствие Митчу Кентреллу, пережившему пятилетний кошмар. Если парню чудом удалось спастись, это вовсе не значит, что он может подобрать свою жизнь – и свою жену – на том же месте, где пять лет назад обронил их. Теперь Эланна принадлежит Джонасу. И будь он проклят, если отдаст ее без борьбы.