– «Сан-Франциско трэндс» – очень хороший журнал, и я горжусь тем, что тетя Мериэн предложила мне заведовать отделом местных новостей.
Бунт вылился в мягкой форме, но Митч понял намек, высказанный ясно и недвусмысленно.
– Ей повезло, что у нее есть ты. Честно говоря, я жду не дождусь, когда ты дашь мне почитать свой журнал.
Странно, но профессиональное мнение Митча вдруг показалось Эланне необычайно важным. Впрочем, чему тут удивляться, как-никак в журналистике он был легендой, а она всего лишь новичком.
– Конечно, наш журнал не «Нью-Йоркер», – призналась она, – но хочется думать, что нам вполне успешно удается и информировать публику, и развлекать ее.
Первый раз со времени их встречи, вызвавшей у Митча какое-то глухое недоумение, он почувствовал в ней прежнюю Элли и, уловив невысказанную потребность в одобрении, сказал:
– Я всегда знал, что ты будешь на высоте, какое бы дело ни выбрала.
Эланна презирала себя за то, что его комплимент доставил ей такое удовольствие.
– Давай я покажу тебе твою комнату. – Она направилась к винтовой лестнице, и туг снова зазвонил телефон.
– Иди ответь. – Митч подавил в себе острую досаду. – Пока ты разберешься с делами, я буду устраиваться. Только скажи, куда идти.
– Первая дверь направо. Ее нельзя спутать. Это единственная спальня, в которой закончены работы и нет хаоса.
Коротко объяснив ему, что и как, она подняла трубку. Митч услышал, как его Элли говорила: «Да, Мериэн. Брандон заверил меня, что не позже чем в конце недели пришлет фотографии с курьером. Да, я уже получила статью и послала сделать копии. Да, с этим все в порядке».
Тон был деловой, уверенный – тон человека, умеющего владеть собой. И снова Митча охватило странное ощущение: будто он заблудился и попал в этот незнакомый дом с женщиной, которую совершенно не знает. Хотя, мысленно усмехнулся он, на что он рассчитывал? Что мир перестанет вертеться на то время, пока его будут держать в плену? Жизнь успешно продолжалась и без него, особенно жизнь Эланны, и это почему-то вызывало в нем смутное чувство обиды. Подавив слабый вздох, он поднялся по лестнице и остановился перед дверью, о которой сказала Эланна.
Через пять минут она нашла его все еще стоявшим на пороге спальни.
– Митч? Что с тобой?
– По-моему, я чего-то недопонял.
Эланна заглянула в спальню – и не поверила собственным глазам. Разобранные части белой железной кровати стояли возле голой оштукатуренной стены. Обои исчезли так же, как и занавеси и вся мебель Древесные опилки покрывали узорный дубовый пол. На месте снятых канделябров из стен торчали обнаженные красные и черные провода. Там, где стоял плетеный туалетный столик, белела пятигаллоновая банка с краской, а рулоны новых обоев высились в центре комнаты.
– Будь ты проклят, Джонас Харт, – пробурчала она себе под нос и поклялась, что убьет его, как только он попадется ей под руку. Одно дело – ревность к ее бывшему мужу. Это можно понять. И даже принять. Но разрушить очаровательную спальню только ради того, чтобы Митч не мог спать в ее постели, – это уже слишком. Кипя гневом, она кинулась в примыкавшую к спальне ванную и с облегчением нашла ее нетронутой.
– Кто такой Джонас Харт? – спросил Митч, когда она вернулась к нему.
– Мистер Харт – мой подрядчик, – процедила она сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как подскочило у нее кровяное давление, и пытаясь унять свою ярость. – Он заверял меня, что комната для тебя будет готова к нашему приезду.
Митч скептически оглядел поле битвы.
– Я ничего, Элли, не понимаю в строительстве, – медленно проговорил он, – но, по-моему, человек должен быть чудотворцем, чтобы справиться с этим бедламом до конца столетия.
– О, ты не поверишь, на что способен Джонас, когда он в настроении, – коротко возразила она. – Поскольку у нас нет выбора, предлагаю поместить тебя в старую детскую. Но предупреждаю: комната довольно убогая и, когда идет дождь, протекает крыша.
– Не беспокойся, я привык спать в убогих местах. Его спокойное смирение вызвало у нее чувство вины. Что за эгоистичный она человек, если ее так разозлила всего лишь разрушенная комната, когда у Митча разрушена вся жизнь? Целых пять лет жизни, поправила себя Эланна и повела его в бывшую детскую.
– Я так хотела, чтобы все было готово к твоему приезду, чтобы все лучшее... – Слова замерли у нее на языке, когда она увидела комнату, в которой ремонт и не начинался, когда она уезжала в Вашингтон.
Теперь стены были крапчато-песочного цвета, потолок – цвета мягкого голубого неба. Металлическую кровать – односпальную, как тотчас отметила Эланна, – покрывал желто-белый плед из гусиного пуха, которым она восхищалась месяц назад в антикварной лавке. Простая мебель осталась прежней: бамбуковый столик возле кровати, сундук девятнадцатого века, в углу – складная ширма и у противоположной стены – четырехстворчатый шкаф красного дерева. Над кроватью клонила свою лебединую шею лампа для чтения. В дополнение всего воздушные шторы затеняли сводчатое окно, а вязаный ковер закрывал пол.
– Очаровательно, – отозвался Митч за ее спиной.
– Да? Правда?
– Похоже, ты удивлена? – Митч внимательно посмотрел на нее.
Удивлена – слабо сказано. Эланна покачала головой, не веря своим глазам. Как можно было умудриться всего за неделю практически уничтожить одну прекрасно отделанную комнату и привести в полный порядок другую?
– Комнату совсем недавно закончили, – пробормотала Эланна. – И у меня такое чувство, будто я вижу ее впервые.
Митч вошел внутрь и обвел пальцем искусно вырезанную розетку на балке, разделявшей стену.
– Это тоже работа твоего подрядчика?
– Да, занимается этим в свободное время, – ответила она. – Резьба по дереву – его хобби.
– Он очень талантлив.
– Бесспорно.
Покачиваясь на пятках, Митч внимательно оглядывался по сторонам. Хотя сам он не любил ничего мастерить, его всегда восхищали люди, добившиеся совершенства в своем ремесле, каким бы оно ни было.
– Хотелось бы повидаться с этим умельцем. СКАЖИ ЕМУ, настаивал внутренний голос. СКАЖИ СЕЙЧАС. Но Эланна постаралась отмахнуться от настырного советчика.
– Он будет здесь завтра. Я вас познакомлю.
– Мне нравится его работа. – Митч изучал стену, заинтересовавшись, как удалось вкрапить в краску мелкие точки. Человек, выполнивший такую работу, явно натура художественная и, очевидно, гордится своим мастерством. – У меня такое чувство, что у нас с ним много общего.
Ох, Митч, подумала Эланна, испытывая настоящее отчаяние, если бы ты только знал.
– Позволь, я помогу тебе устроиться, – сказала она вслух, мысленно проклиная себя за трусость. Она подошла к бельевому шкафу в холле и достала охапку пушистых желтых полотенец. – Тебе придется пользоваться ванной, примыкающей к большой спальне. На этом этаже она единственная работает.
– Конечно, меня не очень трогает такая чепуха, но надеюсь, Элли, ванная в лучшем состоянии, чем спальня, – скептически заметил Митч. – Мне-то что, но было бы неприятно узнать, что ты вынуждена принимать ванну в кухонной раковине.
– Джонас... ой, мистер Харт... первой сделал ванную, – пояснила она. – Там круглосуточно есть горячая вода, зато в туалете вода не бежит почти весь день и всю ночь.
– Не страшно. Случалось, что звук бегущей воды мог означать для меня угрозу.
Эланна ловила себя на некой раздвоенности. Одна ее половина, испытывающая угрызения совести, не хотела знать о страданиях Митча. Вторая, более рациональная половина, оказывающаяся, как правило, в проигрыше, понимала, что нельзя постоянно прятать голову в песок только потому, что это вроде бы не так больно.
– Нам надо поговорить, – ласково произнесла она. – О том, что случилось.
– Знаю, – кивнул Митч. – Но не сейчас.
– Да, – с явным облегчением согласилась она, – не сейчас. – И стала готовить ему постель. – Почему бы тебе не полежать в горячей ванне? Долго-долго, – предложила она. – А я спущусь вниз и подогрею молока.