– У всех мальчишек почерк – хуже некуда, – в один голос сказали мы с Катькой. По правде сказать, мы так и думали, поэтому выводили фальшивки не слишком старательно. Даже наоборот – намеренно писали криво.
– А еще, – продолжила Ира, – сегодня с утра я встретила его, когда он с парнями с рыбалки возвращался. Прошел мимо и даже “здрасьте” не сказал.
В ее голосе послышалась обида.
– И что? Это ж конспирация! – заявила Катька таким беспрекословным тоном, что даже я ей поверила.
– Ох, девочки, как думаете, когда он меня на свидание позовет?
Я нахмурилась. Мысль о свидании нам в голову не приходила. Мы вообще уже раз пять успели пожалеть о том, что ввязались во всю эту историю. Писать каждый день любовные признания порядком надоело, да и фантазия наша иссякла. К тому же, это было довольно рискованно.
Ирка сдержанностью не отличалась и тайны хранить не умела. Если нужно какую-то новость разнести по округе, достаточно было сказать ей, что это никому рассказывать нельзя. Потом оставалось только время засечь: через пару часов все соседи обсуждали информацию повышенной секретности. И в том, что любовная переписка скоро станет достоянием общественности, ни я, ни Катя не сомневались.
Ситуация вышла из-под контроля уже на следующий день – как раз тогда, когда мы сочиняли душещипательно-прощальное письмо Тохи. В нем он сообщал Ирке, что между ними все кончено.
Мы писали и пили чай у Катьки на веранде. В это время со двора послышался шум.
– Это ребята к Олегу пришли, – шепотом сказала подруга, осторожно выглянув в приоткрытое окно. – Тоха и Серый. Что-то у них случилось.
Я на цыпочках подошла к ней и тоже прислушалась.
– Вообще не понимаю, что происходит! – послышался возмущенный голос Тохи. – Меня там в каких-то любовных записках обвиняют!
Ну, так я и знала, что мы вляпаемся, хуже некуда. И о чем только думали наши бестолковые головы!
– Кто обвиняет?! – тем временем изумился Олег.
– Родители белобрысой пигалицы с того берега. Ну, которая с Катькой твоей дружит, не помню, как ее зовут. Целую пачку писем принесли. Типа, я их писал, и она мне на них отвечала. Милицией угрожают…, – Тоха судорожно вздохнул. – Отец с матерью на валидоле оба. Я хоть и не делал ничего, но мне так перед ними стыдно. Бред какой-то!
– А что там написано, дали прочитать? – поинтересовался Серый.
– Да там полная ахинея, – голос Тохи был выразительнее некуда. – “Любовь моя, жить без тебя не могу, хочу целовать следы твоих ног на песке…”. Тьфу! Пришло же кому-то в голову, а я теперь отвечай.
– Мда, – тихо сказал Олег. – И кому же такое, интересно, могло прийти в голову? – произнес он уже погромче.
Мы с Катькой переглянулись.
– Скорее, бежим ко мне, – почти неслышно прошептала я, и мы осторожно, на карачках, поползли к выходу. Там-то нас и встретил Олег. Кинул взгляд на стол, где валялось начатое “прощальное” письмо. И этот момент нам стало ясно, что дипломатические отношения с другим берегом уже не спасти.
Тоха был полностью реабилитирован в глазах общественности. Мы же с Катькой удостоились звания “пропащие девицы, из которых никогда не выйдет толку”. Что ж, это было заслуженно.
Только к концу следующего лета мы возобновили общение с Ирой. Правда, к ней в гости еще долго ходить не решались, встречались на нашем берегу. А потом как-то резко повзрослели, и наша дружба сама собой сошла на нет.
Прошло уже больше 30 лет, но мне все еще стыдно за эту некрасивую историю. Радует только, что с тех пор ума в моей голове стало немного больше.
***
ПОСТСКРИПТУМ
Еще один момент не дает мне покоя. Я, конечно, понимаю, почему двенадцатилетняя девчушка поверила в то, что письма отправлял Тоха. Уж очень ей хотелось взаимной любви. Непонятно другое: как умудренные жизненным опытом Иркины родители могли решить, что всю эту ахинею написал пятикласснице без пяти минут студент политеха? Не говоря уже о том, что никто – НИКТО – в таких выражениях в любви не объяснялся уже лет сто!