Ее глаза распахнулись. Это была новая фишка.
Это было...
И тут она снова кончила, с тихими криками. Она почувствовала, как прижалась к нему, и он еще раз вошёл в неё, прежде чем резко выдохнул и задрожал на ней, кончики его пальцев впились в ее колени, когда он кончил.
Когда оргазм прошёл, его руки переместились по обе стороны от ее головы, слегка приподняв ее, чтобы заглянуть ей в лицо, а затем он опустил голову, устроившись в ложбинке между ее плечом и шеей.
Его дыхание было горячим и влажным на ее коже, и она провела пальцами по твердым выступам его спины, переводя дыхание.
Когда его собственное дыхание замедлилось, Кэссиди сдвинулся в сторону, его тело по-прежнему наполовину прикрывало ее, и он провел рукой по лицу.
— Что мы только что сделали?
Эмма повернула голову, чтобы посмотреть на него.
— Я не знаю. Наверное, это была ошибка.
Он повернул голову. Встретил ее взгляд.
— Возможно.
Сердце Эммы упало, но потом он по-мальчишески улыбнулся.
— Хочешь повторить ту же ошибку?
Она улыбнулась в ответ.
— Безусловно.
Глава 22
Она бросила его.
Они занимались любовью, по крайней мере, до трех часов ночи.
Но когда Алекс проснулся в семь утра, от нее не осталось и следа, только слабый запах ее цветочных духов и чувство сытости, которого его тело не испытывало уже слишком давно.
Секс с Эммой был лучшим сексом за долгое время.
Возможно, когда-либо.
И все же... она ушла. Ушла, как будто была всего лишь кем-то, кто нуждался в развлечении на ночь.
Одна мысль посетила Алекса, когда он сердито наливал кофе в свой френч-пресс, и он замер. Что, если бы он был тем самым развлечением?
Эмма не была пьяна, но она вдоволь напилась шампанского. Достаточно для того, чтобы сделать ее довольно мягкой, чтобы танцевать с ним?
Достаточно для того, чтобы она пошла с ним домой? Было ли это причиной того, что она переспала с ним?
Нет. Это было неправильно. Она была немного навеселе в начале вечера, как и все они. Но он учился с Эммой в колледже. Он знал, как выглядит пьяная Эмма, и прошлая ночь была не такой.
Но это все равно не объясняло, почему она ушла.
Алекс переоделся в свою спортивную форму, ожидая, пока кофе настоится, только для того, чтобы запоздало осознать, что это не будет его обычной рутиной воскресного утра. Обычно они с Митчеллом встречались каждое воскресенье на площади Колумба, чтобы совершить длительную пробежку вокруг парка, иногда к ним присоединялась Джули, которая совершала «короткую пробежку», то есть пробежку «к продавцу хот-догов».
Но ни Митчелл, ни Джули не собирались выходить на пробежку на следующий день после свадьбы. Очевидно.
Алекс завязал шнурки на кроссовках, затем встал и расправил плечи.
Ничего страшного. Он мог бегать один. Он делал это много раз до этого. Ему не нужен был Митчелл. Или Джули.
Ему определенно не нужна была Эмма и ее штучки-дрючки, по типу ускользающая-посреди-ночи...
Чёрт.
Алекс был по уши в дерьме, если обижался на женщину за то, что она не захотела остаться на следующее неловкое утро. Особенно на женщину, с которой у него была довольно печальная история.
Конечно, она не хотела оставаться рядом и готовить панкейки с кофе.
Алекс не мог ее винить.
И все же...
Он хотел бы, чтобы она была здесь.
Она должна быть здесь.
Возможно, это было результатом слишком многих фантазий его двадцатилетнего «я», когда он думал, что всю жизнь будет завтракать с Эммой, но он не мог избавиться от ощущения, что они должны были провести это воскресное утро вместе.
Алекс выругался, наливая кофе в свою кружку, сделал глоток, пока кофе был еще слишком горячим, обжег рот и начал ругаться снова.
Он с лязгом поставил стакан на место, уперся руками в стойку, повесив голову и пытаясь понять, что за черт забрался к нему в задницу и вывел его из себя.
Он пытался убедить себя, что это из-за недостатка сна.
Или пересыпания — он обычно вставал рано. А может быть, дело было в том, что он забыл о том, что его воскресная утренняя пробежка будет выбита из колеи в течение следующего месяца или около того, пока Митчелл будет находиться в фазе медового месяца.
Потом Алекс попытался списать это на то, что день до этого был длинным, и он провел его в общении с чопорными родственниками Митчелла, надев смокинг и наблюдая за тем, как полдюжины парней, которые не были им, танцуют с Эммой.
Он вскинул голову.
А вот и она. Эмма.
Он стукнул себя кулаком по лбу. Было ошибкой просить поставить эту песню. Ошибкой было приглашать ее на танец.
Но, черт возьми, ошибка началась задолго до этого. Она началась, когда ему пришлось смотреть, как она идет к алтарю, зная, что она идет не к нему.
И боль только усилилась, когда, благодаря какому-то случайному стечению обстоятельств, шаферы нарушили порядок, и ему пришлось вести ее обратно к проходу, как это было бы семь лет назад, если бы все не пошло прахом.
А потом ему пришлось провести остаток дня и вечер, наблюдая, как она флиртует с другими парнями, танцует с подружками и просто игнорирует его.
Так что да. Он пригласил ее на танец.
И танец перерос в нечто большее.
Что привело к чертовски хорошему сексу, что привело к...
К тому, что она улизнула на рассвете?
Это не имело смысла.
За исключением того, что на самом деле смысл был.
Потому что Эмма и Алекс были не просто двумя сексуально привлекательными людьми, которые встретились на свадьбе и практически подожгли постель.
Они были двумя людьми, которые провели последние полтора года, пытаясь игнорировать тот факт, что другой был жив.
То, что секс был великолепным... это была случайность.
Все дело в сексуальной атмосфере ночи. При свете дня между ними все еще оставалось багажа на 787 фунтов.
Она была права, когда напомнила им обоим, что прошлая ночь была всего лишь одноразовая.
Эмма также, вероятно, была права, что ушла до того, как они проснулись и занялись неловкими утренними делами.
Так почему же он был в плохом настроении?
Алекс подумал о том, чтобы позвонить Коулу Шарпу, который, как известно, время от времени устраивал утренние пробежки, но потом вспомнил, что большую часть предыдущего вечера он провел в желании врезать Коулу после того, как тот танцевал без необходимости близко к Эмме во время баллады Этты Джеймс, которая играет на каждой чертовой свадьбе.
Нет, он не хотел звонить Коулу. Или даже видеть Коула.
Чёрт, он должен уволить Коула.
Может быть, ему стоит позвонить Джейку. Или Сэму.
Вот только тогда ему придется следить за каждым словом, вылетающим из его рта, опасаясь, что о его состоянии доложат Грейс и Райли, а те в свою очередь доложат Эмме...
Ладно. Он никому не будет звонить.
Только... то, что он остался один, тоже не очень хорошо сказывалось на его психическом состоянии. Его мозг, казалось, был в порочном круге.
Это вернуло Алекса в исходную точку.
Он позвонит Коулу.
Он взял с тумбочки свой мобильный телефон, пролистал контакты, пока не нашел спортивного редактора.
Большой палец Алекса замешкался над кнопкой вызова.
Затем его палец переместился, прокручиваясь к другому имени. Он набрал номер прежде, чем успел передумать.
Глаза Алекса закрылись в тихой молитве, когда сонный женский голос на другом конце провода задал важный вопрос...
— Ты все еще любишь панкейки?
Глава 23
Переспать с Кэссиди не было ошибкой. Не совсем. Ее ошибкой не было и согласие пойти с ним на поздний завтрак.
И ошибкой не было то, что она съела три декадентских панкейки Фостера с бананами, хотя, возможно, ей следовало бы съесть только один.