Райли указала на свой бокал.
— Я не против. Дневная выпивка — это законно, если в ней участвуют фрукты.
Грейс взволнованно встала, жестом показывая Райли, чтобы та заканчивала.
— Поднимайся, МакКенна. Мы идем на шоппинг.
Райли и Эмма застонали, а Джули завизжала.
Что касается шоппинга, их группа была разделена пополам. Грейс и Джули практически жили в Блумингдейл (американская сеть универмагов), и их идеей лечения ПМС была прогулка по Сакс.
Райли и Эмма, с другой стороны, ходили по магазинам только по необходимости. Они наслаждались хорошей парой Manolo Blahniks не меньше, чем другие девушки, и они не были застрахованы от одной из тех редких находок, которые делают грудь огромной, а талию крошечной, но должна быть чертовски веская причина, чтобы отправиться в мир назойливых продавцов, пугающих ценников и нелестного освещения в примерочной.
К сожалению, сегодня причина была веская. Грейс была права. Выбор одежды для Эммы был удручающим.
Эмма извиняюще посмотрела на Райли.
— Хорошо, — пробормотала Райли, опрокидывая в себя остатки напитка. — Но ведь будет обед, верно?
— Да, милая, — успокаивающе сказала Джули. — Я уверена, что мы сможем найти для тебя кусок хлеба, начиненный макаронами, с маслом и сливками.
— Идеально, — Райли потерла свой вечно плоский, но никогда не насыщающийся живот. — Может, они смогут его поджарить.
— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Эмма, вставая и собирая все стаканы, чтобы отнести их на кухню.
— Ты ведь с юга, — сказала Райли. — Ты должна быть на моей стороне в этом вопросе. Разве там не едят вкусные жареные блюда?
Эмма проигнорировала это. Она не любила говорить о своей прошлой жизни. Если только она могла помочь. Не с тех пор, как сорвалась ее помолвка по вине пьяного отца, с которым она почти не разговаривала в эти дни. И с тех пор, как она узнала, что ее сестра, самый дорогой для Эммы человек в мире, солгала ей.
— Эй, могу я задать грубый вопрос? — спросила Джули, пока все четверо надевали пальто и брали сумочки.
— Грубость — это вроде как моя фишка, но я разрешаю, — сказала Райли.
Джули посмотрела на Эмму, выражение ее лица было добрым.
— Как у тебя обстоят дела с деньгами? Я думаю, мы все согласны, что тебе нужно сходить на шоппинг, но может, тебе нужно что-то одолжить, пока не придет страховое возмещение?
Эмма оглядела своих друзей, которые, казалось, были готовы отдать ей все свои сбережения, если бы она только сказала слово.
Она сглотнула, чувствуя себя необычайно эмоциональной.
Эмма никогда не была из тех, кто показывает свои эмоции. Слезы, физическая привязанность и разговоры о чувствах были скорее уделом ее сестры. Эмма знала, что в хороший день она была сдержанной. В плохой день она определенно слышала, как о ней говорят «ледяная королева».
Иногда ее беспокоило, что только потому, что она не показывает своих эмоций, люди почему-то думают, что у нее их нет.
Но это было неправдой. Она все чувствовала. Глубоко.
И прямо сейчас Эмма испытывала сильное чувство благодарности к группе подруг, которые каким-то образом приняли ее в свой коллектив, несмотря на все ее эмоции. Когда семь лет назад Эмма бежала из Северной Каролины, в основном это было связано с тем, чтобы избежать боли от разрыва с Кэссиди.
Но в своей глубокой, ужасающей боли она отгородилась и от других людей. Ее друзья постепенно перестали звонить, потому что она никогда им не перезванивала. Ее тети, которые пытались выполнять роль суррогатной матери после того, как мама Эммы скончалась от рака, когда Эмме было шестнадцать лет, постепенно перестали беспокоиться о ней.
Ее отец, в свою очередь, не переставал оставлять властные голосовые сообщения, требуя, чтобы она немедленно вернулась домой. Он был полон решимости делать вид, что между ними ничего не происходит. Он отказывался признать, что сыграл главную роль в разрушении ее отношений с Кэссиди. Он по-прежнему звонил каждое воскресенье. Иногда Эмма брала трубку. Иногда нет. Возможно, это было неправильно, но она все еще злилась на него.
А потом была Дэйзи. Дэйзи, на которую Эмма отчаянно пыталась злиться, но которая отказывалась прекратить звонить, писать смс и длинные письма, пока Эмма не простила ее. Дэйзи совершила ошибку, не рассказав Эмме правду о Кэссиди, но одним из самых замечательных качеств Дэйзи была ее готовность признавать ошибки и, что еще важнее, учиться на них.
Тем не менее, Дэйзи, какой бы замечательной она ни была, вернулась в Северную Каролину.
Джули, Райли и Грейс были здесь. И пока они не проложили себе дорогу в ее жизнь своим счастливым энтузиазмом и неизменной преданностью, Эмма не осознавала, насколько ужасно одинока.
— Я люблю вас, девочки, — сказала Эмма, слова вырвались сами собой. — Вы знаете это, верно? Я имею в виду, я знаю, что никогда не говорю этого, и я не такая обнимашка, как Джули, и не такая добрая, как Грейс, и не такая откровенная, как Рай...
— Мы знаем, дорогая, — сказала Грейс, протягивая руку и сжимая руку Эммы. — Мы знаем.
Райли шагнула вперед и легонько постучала Эмму по виску.
— Девочки, я думаю, что паводковая вода попала в ее мозг. Она стала мягче к нам.
— Так это значит «да», по деньгам? — спросила Джули. — Мы можем одолжить тебе немного?
— Нет, — сказала Эмма, ее голос был добрым, но выразительным. — С деньгами у меня все в порядке. Правда.
Это была правда. Ее зарплата в Шпильке была приличной, если не сказать роскошной, и, в случае необходимости, у нее был другой источник. Трастовый фонд, о котором не знали даже ее лучшие подруги. Трастовый фонд, который Эмма ненавидела, потому что ее мать должна была умереть, чтобы Эмма получила к нему доступ.
Но потом... Эмма позволила себе улыбнуться, потому что вся эта ситуация была почти подходящей, в некотором смысле. Ее всегда идеально причесанная мать была бы в полном восторге, узнав, что ее наследство пошло на новый гардероб. На самом деле, если бы Аннабет Синклер была сейчас здесь, она бы настояла на том, чтобы потащить Эмму к стойке с косметикой и, возможно, в парикмахерскую.
У женщины никогда не может быть слишком много помад, девочки.
Эмма улыбнулась воспоминаниям.
— Эй, давайте заглянем в отдел косметики в Блумингдейле, — сказала Эмма, выходя за ними в коридор. — Кажется, у меня косметический кризис.
— Предательница, — прошипела Райли.
Эмма бросила ключи в сумочку и наткнулась прямо на спину Грейс.
Все три ее подруги остановились в коридоре, и Эмма оглянулась, чтобы понять, почему.
И тут же почувствовала, как ее желудок перевернулся.
Внезапно ухмылка Камиллы в тот день, когда она предложила Эмме квартиру, обрела гораздо больший смысл.
Дело было не в том, чтобы свести Эмму с Бенедиктом. Свидание вслепую было всего лишь красным пятном.
Настоящий план действий был прямо перед ней.
В виде бывшего жениха Эммы. Который был с женщиной.
— Что ты здесь делаешь, Кэссиди? — спросила Джули, ее голос был наполовину в ужасе, наполовину в изумлении.
Глаза Кэссиди на полсекунды задержались на Эмме, и она каким-то образом узнала ответ еще до того, как он заговорил.
— Я живу здесь, — сказал он, указывая на дверь рядом с дверью Камиллы. — Я переехал в прошлом месяце. Камилла никогда не упоминала об этом? Она была той, кто связал меня с предыдущим владельцем.
— Нет, — сказала Грейс, поджав губы от восторга. — Не упоминала.
Эмма едва слышала все это. Ее мозг повторял одну мысль снова и снова: Алекс Кэссиди станет ее соседом на три месяца.
Это была не очень хорошая новость.
Совсем не хорошая.
Но, что удивительно, это было еще не самое худшее.
Хуже всего было даже не то, что пальцы Кэссиди были случайно соединены с пальцами симпатичной, застенчивой брюнетки.
Нет, хуже всего было то, что Эмма почувствовала кратковременный приступ того, что давно считала мертвым.