Однако девушка не хотела идти к нему сама.
Она надела ночную сорочку и стала расчесывать волосы, печально глядя на себя в зеркало. Всего лишь несколько часов прошло с тех пор, как она, сияя от счастья, ощущала в себе удивительную, головокружительную тайну.
А какая тайна у нее теперь?
Хэлен вышла в темный коридор, обходя каждое темное пятно, более или менее похожее на Кейта. Возле двери в комнату девочек она задержалась, затем вошла. Дети уже крепко спали.
Хэлен услышала легкий шум и повернулась.
В дверях стоял Николас.
На этот раз он был без костылей и опирался рукой о дверной косяк. По его лицу ничего нельзя было прочесть. Ковбой, прихрамывая, подошел к ней, глядя на спящих девочек.
— Спасибо, — тихо прошептал он. — Ото всех нас.
Его мозолистые пальцы коснулись ее щеки. Хэлен улыбнулась и взглянула ему прямо в глаза.
— Пожалуйста.
Ладони Николаса скользнули вверх по ее рукам, притягивая девушку ближе. Потом ковбой потянул ее в коридор. Хэлен не сопротивлялась.
— Прошу тебя, — шептал он, зарывшись лицом в ее волосы. — Пойдем ко мне.
Хэлен положила свои ладони на плечи Николаса и, поднявшись на цыпочки, нежно коснулась губами его губ. Потом вздохнула и прошептала:
— Пойдем.
12
Их любовь была безмолвной, но страстной, необузданной и нежной.
Идеальное завершение идеального дня.
Затем Хэлен уютно устроилась в объятиях Николаса: голова ее покоилась у него на груди, рукой она ласкала его бедро. Девушка приподнялась на локте и легонько поцеловала впадинку на его шее.
— В моей жизни, — сказала Хэлен, — было несколько удивительных Дней Благодарения. Но этот самый лучший.
Его рука нежно ласкала ее щеку, теплое дыхание шевелило волосы.
— Для меня этот праздник тоже самый лучший, — прошептал Ник минуту спустя.
— Это мой любимый праздник, — продолжала девушка. — Я любила это незабываемое ощущение любви, неповторимое чувство единения. Я чувствовала это с детства. Неважно, где мы были — в Мехико, в Ливане или в Испании, — мои родители всегда отмечали этот день. Каждый год он получался разным, но суть его всегда оставалась все той же.
— Для меня он всегда был одинаковым, — как-то сердито пробормотал Николас.
Хэлен почувствовала его напряжение, подняла голову и заглянула ему в глаза.
— Расскажи, — тихо попросила она.
Николас покачал головой.
— Теперь это не имеет значения.
Девушка уткнулась подбородком в его грудь и погладила рукой по голове.
— Имеет, Ник, имеет.
Ковбой сжал губы, глядя на Хэлен из-под полуприкрытых век. Его лицо внезапно стало строгим и холодным.
Девушка чувствовала, что в нем происходит внутренняя борьба. Наконец он вздохнул и покрепче обнял Хэлен.
— Ты хочешь знать, как я отмечал День Благодарения в детстве?
— Да, — девушка потерлась щекой о жесткую поросль на его груди.
— Мы жили бедно. Все, что оставалось у моей матери от платы за квартиру, она тратила на еду, надеясь, что мой чертов старик пришлет что-нибудь, чтобы можно было отложить на праздник. А он не присылал. Матери приходилось экономить буквально на всем, отказывать себе ради меня и Лиззи. Праздничный стол был у нас более чем скромным. Иногда индейка или цыпленок, а однажды мы ели оленину, которой нас угостила соседка. И каждый раз мы ждали и надеялись, что придет отец. Он всегда обещал прийти. — Николас прикрыл глаза рукой. — Я выбегал на дорогу посмотреть, не идет ли он, привык стоять там, высматривая его, ожидая. Ожидая его, понимаешь? Рассчитывая на него. — Голос Николаса стал яростным. — И в конце концов мне приходилось возвращаться домой одному. Мама и Лиззи стояли на крыльце и тоже ждали с надеждой и печалью в глазах. Мать лишь качала головой, но ничего не говорила. Она никогда ничего не говорила. — Голос Николаса сорвался, его пальцы сжимались и разжимались. Он сел, обхватил руками колени и опустил на них голову.
Девушка нежно коснулась колена Николаса и провела рукой по коже, заросшей жесткими волосками, растирая напряженные мышцы. Ковбой медленно поднял голову и задумчиво посмотрел в залитое лунным светом окно, любуясь тихо падающим снегом. Хэлен прижалась головой к коленям Ника, обняла их и почувствовала дрожь его тела. Перед ее мысленным взором одна за другой проносились картинки: лица, полные надежды и ожидания, сменяющихся разочарованием и покорностью.