Мое сердце гулко забилось от охватившего меня волнения. Неожиданно я будто вновь увидела небольшой садик и домик (не так уж давно это было — приблизительно два года назад), откуда Оливер своей властной рукой вытолкнул меня в эту странную, полуфантастическую жизнь.
Без него я бы не входила сейчас хозяйкой в этот чудесный замок, не сидела бы за рулем этого роскошного автомобиля и никогда не было бы рядом в корзинке величайшего для меня счастья — лорда Сеймура Давентри пяти месяцев от роду.
Медленным шагом я пересекла пространство, отделяющее меня от замка. Целый эскадрон слуг ожидал меня, выстроившись за представительным седоволосым мажордомом. Любезно поприветствовав всех сразу, я повернулась и взяла из рук няни драгоценную корзину. Я сразу дала понять, что это и будет моей главной заботой. Следуя за заметно взволнованным мажордомом, легким шагом я вошла в замок. С неподдельной гордостью я положила кукушкиного птенца посреди большой, с колоннами кровати графов Давентри.
Замок
Мой приезд в родовой замок с юным лордом Давентри в корзине и с прахом старого лорда в серебряной урне поднял мой авторитет в глазах слуг.
Жизнь в Азии была детскими играми по сравнению с праздничной роскошью замка Давентри, которая свидетельствовала о невероятном богатстве его хозяев. В замке все идеально соответствовало красоте окружения и изысканности благополучия.
В тот же вечер, хладнокровно ознакомившись с замком, я наконец-то уединилась между четырьмя колоннами на кровати, задрапированной красной парчой (скорее даже фиолетового оттенка, в котором синева переливается по поверхности до насыщенного красного цвета). И тогда я ощутила всю тяжесть величия Давентри.
Остаться вдовой лорда было моим сокровенным желанием, и оно сбылось! Я действительно чувствовала себя вдовой. Но мне казалось, что это какое-то преувеличение. Нормально ли быть вдовой в такой ситуации? И как долго я должна буду в ней оставаться?
Я почувствовала себя пленницей, запутавшейся в величественной кроне генеалогического древа лорда Седрика.
Вне всякого сомнения, я была леди Давентри, но мне казалось невозможным оставаться счастливой вдовой.
В этот первый вечер меня сковала печаль. Сидя посередине кровати, по углам которой, словно деревья, поднимались колонны, я казалась себе жалким муравьишкой. Прошлое давило на меня с такой силой, что я теряла связь с реальностью. Я лежала на этой огромной кровати, как цветок на надгробном камне. Наконец я закрыла глаза и представила синее небо, каким никогда не бывает небо севера, с бегущими по нему кустистыми тучами, светящееся море, просторную хижину, открытую мягкому бризу, красивого загорелого ребенка, гуляющего на чистом песке. Оливер и я, обнявшись, слушаем шум набегающих волн, а на наших губах искрится счастливая улыбка. А над Бораборой поднимается луна.
Смогла бы я поменять бриллианты на ракушки на побережье?
Сумела бы спать в объятиях Оливера под кокосовыми пальмами? Этой ночью все мое естество говорило «да».
Но эта слабость была временной. Моя неуверенность длилась лишь несколько часов, как приступ малярии. Я быстро поняла, что представляет из себя лорд Давентри, мертвый или живой.
Ни дом в Сингапуре, ни бриллианты, подаренные им, ни роскошная яхта не помогли мне осознать все величие богатства, которым я теперь овладела.
Само собой разумеется, я подчинилась существующей традиции. Я научилась жить и этой жизнью, находя утешение в виски. Я стала настоящей леди из старинного рода.
Так прошла зима. Наступил апрель, Франсуа — а маленький котенок уже давно превратился в красавца кота — провел под луной свой очередной медовый месяц. Из башен и из глубины парка слышалось его пылкое мяуканье. Повсюду шныряли прекрасные кошки и гордые коты, издавая безумные крики. Появились первые нарциссы. На крышах ворковали голуби. Горничные весело напевали, занимаясь уборкой.
Каждый день приносил новую порцию радости жизни, мощное дыхание пробуждающейся природы. Розовое солнце нежно ласкало небо, а большие белые облака плавали парами, окруженные малышами — непоседливыми круглыми тучками.
Ужинала я всегда в гордом одиночестве, среди серебряных канделябров. За моей спиной стояло полдюжины слуг, а старший лакей, величественный и предупредительный, священнодействовал над столом. Я до сих пор не знаю, был ли он слишком стар или страдал болезнью Паркинсона, но он, что называется, дышал на ладан.