— Ты хочешь меня, — прошептала она. — А я хочу тебя. Ее робость исчезла, на смену ей пришли улыбка сирены и страсть исследователя. Ренни передвинулась ниже и взяла его в рот. У Джаррета перехватило дыхание. Проворные движения ее губ и языка разожгли его самую эгоистичную страсть. Она проделывала для него то, что он сам в прошлый раз сделал для нее, не раз приводя его на край блаженства, которое, казалось, излучали даже кончики его пальцев.
В тот момент, когда Джаррет наконец окончательно уступил желанию Ренни, мышцы его живота напряглись, линия подбородка резко обозначилась. Дыхание его стало резким и неровным, и, когда Ренни поцеловала его в рот, его было похоже на то, что он высасывает из нее воздух.
— Боже мой, — сказал Джаррет, когда она прильнула к нему, столь же пресыщенная, как и он.
— Я знаю, — сказала она. В ее голосе звучала горечь. — Я ведь более искусна, чем практикующая проститутка.
Слова Джаррета вернулись к нему обратно. Он закрыл глаза, на этот раз переживая ее боль как свою собственную.
— Лучше бы я никогда этого не говорил. — Его пальцы гладили ее волосы. — Прости меня.
Ренни села, подтянув лежащую у ног простыню так, что она закрыла ее грудь.
— Здесь нечего прощать, — сказала она. — Другое дело, когда ты узнаешь обо всех моих грехах.
Она испытующе посмотрела ему в лицо.
— Ты ведь знаешь, что ты единственный мужчина, с которым я была? Даже когда я… — Она покраснела и отвернулась. — Я никогда ни с кем этого не делала.
— Я это знаю, — мягко сказал он.
— Да? Значит, ты мне веришь?
— Почему это так важно? — спросил он, перегнулся через край кровати и принялся шарить по полу в поисках одеяла. Найдя, он обмотал его вокруг бедер и сел. — Ты ведь знаешь, что я не могу сказать того же.
Увидев, что Джаррет покинул постель, Ренни встала на колени и дотронулась до его локтя. Ее глаза смотрели умоляюще.
— Это так, — сказала она. — Ты не можешь знать… Нахмурившись, Джаррет взял ее руки в свои.
— О чем ты, Ренни? Ты смущена тем, что сделала? Тем, что доставила мне удовольствие таким образом?
Ренни покачала головой.
— Нет, — быстро сказала она. — Нет, но я не хочу, чтобы ты думал…
Он слегка встряхнул ее руки.
— Все, что я думаю — это что ты самая живая, эмоциональная женщина из всех, кого я знаю. Тебе не за что извиняться. Совершенно не за что. Ты так стараешься быть сдержанной, респектабельной, невозмутимой, но, когда оболочка слетает, все эти чертовы тормоза освобождаются. Он усмехнулся, глядя на нее, и получил в ответ ее замечательную улыбку.
— По правде говоря, Ренни, я не хотел бы ничего другого. Мне нравится, когда оболочка слетает.
Она бросилась в его объятия, едва не сбив с ног.
— Наверно, ты знаешь, что я тебя люблю. Джаррет обнял ее крепче, прижимаясь щекой к ее вьющимся волосам.
— Были такие намеки, — сказал он.
Ренни твердила себе, что ей не следует ожидать в ответ такого же заявления, ибо она его не заслужила. Ведь она сделала нечто такое, что будет всегда мешать их счастью. Это были ужасные мгновения. Затем, когда эти слова ей прошептали куда-то в волосы, около уха, когда они постепенно дошли до сознания и коснулись ее души, Ренни почувствовала, что ее сердце сжалось, в горле стоит комок, а к глазам подступили слезы. Видимо, Джаррет понял, что она не в силах говорить, что все ее самообладание едва держится на тонкой шелковой ниточке, что она трепещет от эмоций и что лучшее, что он может сделать, — это заключить ее в свои любящие объятия.
В этот момент она больше ничего не хотела.
Ренни лежала, вытянувшись вдоль тела Джаррета. Голова покоилась на его плече, ладонь находилась напротив сердца. Ночная рубашка запуталась вокруг ее бедер, а ступни удобно устроились под его ногами. Наслоения одеял укрывали их от холода. В печи ярко пылал огонь, свет от которого проходил через железную решетку, и оранжевые полосы ложились сверху на их кокон.
Теперь она жалела, что сказала Джаррету о своей любви. Это было несправедливо. Ренни хотела, чтобы он знал все-все, но она поступила по отношению к нему слишком нечестно. Ренни безучастно смотрела на стену перед собой.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
Она не могла сказать ему правду. Круговыми движениями Ренни принялась массировать себе грудь.
— Как ты стал профессиональным охотником за преступниками?
— Так вот о чем ты думаешь?
Ренни повернула голову, чтобы прижаться ртом к его пахнущей мускусом коже.
— Это то, что я хочу знать, — сказала она. Джаррет вдохнул сладкий аромат ее волос.
— Это получилось скорее случайно, чем сознательно, — тихо сказал он. — Когда моих родителей убили, я отправился за их убийцами.
— Ты был тогда еще совсем мальчиком.
— Ну, едва ли. Мне было уж двадцать два. По любым меркам это возраст мужчины.
— Ты нашел этих людей? Он кивнул:
— Это заняло шесть месяцев, но я их нашел. Я взял одного живым, другого мертвым. Дэниэл Бордер был первым человеком, которого я убил. Мне было плохо три дня.
— Но ты не оставил это дело.
— Но и никогда не прибегал к таким методам. В большинстве случаев брал их живьем.
— А женщин?
— Ди Келли была первой женщиной, которую мне пришлось выслеживать. В следующий раз я буду умнее. Женщины борются нечестно.
Ренни потерлась ногой о его ногу. Ее пальцы пробежали по его животу и принялись вертеть завязки кальсон.
— Я думала, тебе так нравится.
— Иногда, — сказал он, останавливая ее руку. — А иногда нет.
— Ты когда-нибудь хотел заняться чем-нибудь другим? Джаррет пожал плечами.
— Я собирался скопить денег… ну, чтобы завести ранчо. Разводить лошадей, коров. — Джаррет погладил ее пальцы. — А ты? Ты всегда хотела управлять железной дорогой?
«Хотела ли?» — подумалось ей.
— Я всегда считала, что да. Только…
Ренни подвинулась, пристроившись к нему поудобнее, и положила колено на его бедро.
— Только потом мне пришло в голову, что это просто потому, что я хотела быть ближе к отцу.
«Это ведь почти признание», — подумал Джаррет и понял, что Ренни просто размышляет вслух, подбирая точные слова и мотивы для объяснения причин своей привязанности к железной дороге. Он ждал, храня молчание.
— Он был всегда рядом, — сказала она. После паузы. — Он не забывал наши дни рождения или праздники. Он был внимательным и любящим, и никто из нас не сомневался в том, что он обожает нашу мать. Но мне кажется, что Джей Мак в нашей жизни играл роль какой-то внешней силы, а не жил вместе с нами. Он очень редко спрашивал у нас о чем-нибудь — у него была тенденция издавать директивы.
Ренни улыбнулась своим воспоминаниям.
— Мэри Френсис всегда в его присутствии их принимала, а затем делала то, что ей нравилось. Она так ловко проводила свою линию, что Джей Мак и не замечал ее неповиновения до тех пор, пока не оказывался перед свершившимся фактом. Когда она объявила, что вступает в обитель, его чуть не хватил апоплексический удар.
— И Мойра его успокоила, — догадался Джаррет.
— Это верно. — Она коротко взглянула на него, довольная тем, что он все понял. — Часто думают, что мама полностью находится под влиянием Джея Мака, но ничего не может быть дальше от истины. Она непреклонна в своих убеждениях, и хотя мама, зная, что брак невозможен, остается с Джеем Маком все эти годы, я не думаю, что, она уступила ему в каком-либо другом важном вопросе.
— Она ведет себя как дипломат. Ренни кивнула.
— Всегда. Например, Скай спорила насчет поступления в колледж в этом году. Она хочет сначала попутешествовать. Сомневаюсь, что папа проявил бы такую непреклонность, если бы она собралась в такое место, которое он посчитал приемлемым. Возможно, он разрешил бы поездку в Европу; но Скай вбила себе в голову, что хочет увидеть Африку, и Джей Мак категорически сказал «нет». Разумеется, Скай была так же непреклонна в своих желаниях.