Надо же, как заморочился! Больше не смотрю на мужчин, отворачиваюсь и слышу позади, как Игнат говорит:
– Что, сегодня мои услуги химчистки вам не нужны? – смеется он громко.
– Нет.
Мишка хмыкает, я залетаю пулей в здание. Из раскрытого окна доносятся мужской смех. Вот же…! И ведь поддерживает этого хмыря! Нет бы, что-нибудь сказать в мою защиту. Так нет! Он со своим дружком на пару смеется. Обидно, блин!
Подхожу к первой попавшейся медсестре, спрашиваю, как добраться до Ксюшкиной палаты. Миловидная девушка в белом халате, улыбается и провожает меня. Поднимаемся на лифте, четвертый этаж, длинный коридор, на каждом углу кондиционеры. У сестренкиной палаты мне выдают одноразовые белые тапочки. После того как надеваю их поверх модных кроссовок, меня пропускаю внутрь.
Здесь уже суетится мама, помогая моей бледной Ксюшке собирать вещи. Рядом на кровати лежит Кирюшка и чего-то там копошится в пеленке. Мама с Ксюшкой так увлеченно болтают, что не сразу замечают меня. Но и я не тороплюсь объявлять о своем присутствие.
– Мам, ты представляешь, Мишка в честь рождения Кирюшки всем премию выдал! Сам, лично! – сестренка с влюбленным выражением на лице, прижала крохотный голубой костюмчик. – А еще он снял ресторан и пригласил туда своих коллег, чтобы за мое и малыша здоровье выпили и погудели на славу!
Мама с не менее влюбленными голубыми глазами, но те явно обращены к первому внучку, важно говорит:
– Молодец, Миша. Так и должно быть!
– А еще он отпуск взял на две недели! Говорит, что не будет отходит от нас, сам пеленки стирать собрался, мне кашки по утрам варить и печень жарить!
– А ты чего? – любопытствует стройная высокая мама. Непонятно сейчас кто из них дочь, а кто мать.
Все не могу больше стоять истуканом! А может, не хочу дальше слышать про Мишку и о том, какой он заботливый муж. Я улыбаюсь, глядя на моих родных женщин. На глазах наворачиваются слезы. Подскакиваю к обеим, поочередно целую их в щеки. Мама удивляется от неожиданности, но через секунду прижимает сильно к себе. А Ксюшка радостно смеется и кричит:
– Настька приехала!
***
– Эээ, Миш, по-моему, ты свернул не туда!
Я оборачиваюсь, смотрю на пейзаж за окном. Светлый лес, редкие березки, постепенно их становится больше. И солнце не так уже ярко светит, скорее, приглушает свои тона, прячась наверху в зеленой листве и золотистых сережках стройных берез. Тачка под руководством умелого водителя двигается влево, уходя дальше от города.
Куда мы ехали, я не знала. Точнее я догадывалась, что мы будем делать в лесу, но как мы далеко заедем, оставалось для меня загадкой. А еще я не хотела секса. Я вообще в последнее время не хотела ничего того, что связано с Мишкой. Не хотела его теплых ладоней, срывающих с меня одежду. Не хотела его пленительных губ, прокладывающих дорожки поцелуев на моем теле, не хотела смотреть в его синие глаза, когда я сидела на нем, прижатая крепко его же руками. Я не хотела ничего.
Уходило лето, унося с собой веселые теплые воспоминания, которых было очень мало. Вся моя жизнь в этот период вертелась вокруг Мишки. Работа, дом, сессии в университете – не в счет. Я заболела им. Заболела на том самом мамином дне рожденье. И если раньше это было хорошее времяпрепровождение, то сейчас я стала зависимо больной. Я как наркоман поначалу хотела еще и еще, а потом в один момент тупо наступила апатия ко всему, к жизни в целом.
Почему моя болезнь начала прогрессировать? Я много раз думала об этом, сидя на балконе поздним вечером, скуривая одну сигаретку за другой. И сама себе отвечала: «Потому что он встал на твою защиту, дура!» Впервые проявил хотя бы какие-то эмоции, а не тупо пыхтел во время секса.
На глазах навернулись слезы, когда я вспомнила «шикарный» праздник в честь маминого дня рождения. Уйма народу, стол ломится от еды, танцующая подвыпившая молодежь возле бассейна, старшее поколение в доме, ведут беседы на поднятие цен, впрочем, как и всегда. Я сижу на шезлонге и смотрю в окно, в темное окно, в котором не так давно потух свет. У племянника режим. В девять спать, все строго и никак иначе. Сестренка с Мишкой поднялись наверх, чтобы уложить сына, спеть ему перед сном колыбельную, рассказать сказку, в общем, провести тот обряд, с помощью которого дети быстро засыпают.
Я вбираю в себя вечернюю прохладу и замечаю, как в мою сторону движется шатающийся во все стороны парень. Он подходит ко мне, в раз сотый, наверное, за день. Это сын маминой подруги. Две хитрые плутовки решили свести нас, даже рядом посадили, и мама все время подначивала меня, чтобы я котлетки положила в тарелочку Вадиму. Салатик с грибочками, вилочку чистую принесла и так можно перечислять до посинения. Естественно такой расклад дела мне не нравился, если и не бесил вовсе. Но я как бы там не относилась к сводничеству, мило улыбалась и делала все, что говорила мама. Расстраивать ее не хотелось, все-таки праздник, вот скрепя сердцем и зубами подносила ложечку, бокальчик, картошечку в тарелочку накладывала, и самое противное – вытирала толстые как две сардельки губы этому хмырю салфеткой.
– Скучаем? – прыщавый хмырь развалился радом. Мне пришлось отодвинуться подальше, чтобы не чувствовать запах алкоголя. – Может потанцууееем?
Вадим сложил свои сардельки трубочкой.
Мерзко-то как!
– Не танцую! – резче, чем надо было ответила.
С пьяными мужиками лучше не разговаривать, а еще лучше обходить их стороной. Я решила поступить так же. Обойти! Причем отступив на пару шагов.
Но окосевший парень тыкнул в меня пальцем и, заплетаясь, произнес:
– Стоять!
Правильно, пьянь, ты стой, а я пойду. Развернулась, чтобы уйти, но мою руку схватили повыше локтя и вцепились мертвой хваткой.
– Айда танцевать! – захихикал Вадим и потащил меня к обнимающимся парочкам.
– Отпусти! Не хочу я танцевать!
Так как музыка гремела громко, то и нашу перепалку никто не слышал. Почти.
– Эй ты, ошибка природы! – раздалось над нами. Не узнать голос Мишки было невозможно. Пусть он сейчас и слышался как-то отрывисто и зло. – Настька ясно дала понять тебе, что не хочет танцевать.
Я посмотрела на балкон, где курил Ксюшкин муж. Он выглядел потрепанным, рубашка измялась, а белые разводы на ней напоминали о том, что мой племянник почти весь праздник просидел на его коленях, пробуя разные вкусности. Я не сразу поняла что стою улыбаюсь, глядя на Мишку, что моя рука давно свободна, а пьяный Вадим ушел.
Было что-то такое в синих глазах напротив, что вселяло надежду на маленькую кроху чувств ко мне. Что этот мужчина переживает за меня и не хотел бы чтобы какой-то прыщ приставал ко мне. И как же я хотела хотя бы иногда услышать из его уст слова: «Моя Настька», «Любимая Настька» или просто «Моя». Я все бы отдала на свете за это слово. Все! Но он никогда не говорил мне такого. Для него я была чем-то вроде развлечения на один раз в неделю. А бывало что и на несколько. Смотря как, совпадало с работой у него. Моего мнения никогда не спрашивали.
Тем же вечером ближе к полуночи Вадим вновь пристал ко мне, ворвавшись в туалет, прижав своей хилой грудной клеткой мою шею. Он шумно дышал, бубня что-то в мои волосы, и шарил руками по моему телу. Я попыталась оттолкнуть его, но его потная ладонь перехватила мои руки и завела за голову, а губы-сардельки стали искать мои губы.