— Я положил их вам на стол, господин комендант. Они были в бумажной папке.
— Я не вижу никакой папки, Йозеф, не говоря уже о письмах и документах, которые я велел вам подготовить.
Адъютант стиснул зубы и поднялся со стула. Он вошел в мой кабинет, бросив многозначительный взгляд на девушку, сидящую на койке в углу.
— Я сложил все документы в папку. А папку положил вот сюда, сверху. Чтобы вы сразу видели ее.
Я подошел к столу и скрестил руки на груди.
— Где же она?
— Она была здесь. Я сам ее сюда положил.
— Я не вижу никакой папки.
— Я знаю, что это очень важные документы, и отнесся к вашему поручению с должным вниманием.
— У меня складывается противоположное впечатление, Йозеф.
— Но ведь в вашем кабинете бываю не только я один.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал, господин комендант.
— В ваши обязанности входит следить за тем, чтобы сюда не заходил никто из посторонних. Кто здесь был?
— Никого, — ответил он.
— Значит, остаемся только мы с вами.
— Не только.
— Кто еще? Моя жена? Дети? Больше, кроме нас, сюда никто не входит. И тем не менее бумаги исчезли.
Он впился в меня глазами, тяжело дыша.
— Куда же они делись, Йозеф? Не хотите ли вы сказать, что у них есть ноги?
— Никак нет.
— Мне нравится ваш тон, Йозеф.
— Я напечатаю их заново, господин комендант.
— Нужно найти оригиналы. Не могли же они испариться в самом деле!
— Хорошо, я постараюсь их найти.
— Непременно, Йозеф. Это не тот случай, когда можно ограничиться дубликатами.
— Я их не терял, господин комендант.
Я пристально посмотрел на своего адъютанта.
— О вашем поведении мы поговорим позже. А пока соблаговолите разыскать все документы. И письма в том числе.
Это был не первый раз, когда у меня пропадали важные документы. Поначалу я относил это на счет собственной беспечности или забывчивости. У меня исчезали документы, папки, оружие, даже мой именной кортик, правда, спустя несколько дней я нашел его на полу в спальне рядом с комодом. Но я чувствовал, что кто-то пытается скомпрометировать меня, подорвать ко мне доверие партии. Это началось сразу же, как только меня назначили комендантом лагеря, а позже приобрело просто-таки катастрофические масштабы. Но я дал моим скрытым недругам понять, что так просто им это с рук не сойдет. Что уничтожить меня не удастся. Никому! Ни Рейнхарду, ни Эрнсту, ни евреям. И тем не менее у меня постоянно что-то пропадало.
… — Он пропал! — всхлипнула Ильзе.
— Ты так и не нашла своего пупсика? — спросила Марта.
— Нет. Ганс потерял его.
— Не может быть.
— Честное слово.
Ганс помотал головой.
— Это ты! Ты потерял моего любимого пупсика.
— Ганс не виноват, Ильзе.
— Он играл с ним.
— Ты брала пупсика с собой, когда ходила к папе в кабинет. Помнишь? Наверное, ты его там забыла.
— Папа, мой пупсик у тебя в кабинете? Папа!
— Макс, Ильзе задала тебе вопрос.
— Извини, Марта.
— Ничего. Ильзе спрашивает, не видел ли ты…
— Прости меня. За все. Я очень виноват.
От неожиданности Марта села на стул, не выпуская из рук кастрюльки с кашей. Ее волосы были убраны со лба и зачесаны наверх. Она сильно похудела и выглядела изможденной. Пар из кастрюльки поднимался к ее лицу.
— Во всем виноват я.
— Мама, дай же мне овсянки, — сказала Ильзе.
— В наших размолвках виноват я один.
— Ганс потерял моего пупсика. Я точно знаю.
— Нет, — возразил Ганс.
— Но я, надеюсь, сумею заслужить твое прощение, Марта.
— Мама, положи мне каши, — нудила Ильзе. — Гансу-то ты дала. Я тоже хочу есть.
— Я люблю тебя, Марта.
— Макс, почему ты вдруг…
— Ты самая лучшая жена на свете. Я был так слеп! Почему ты плачешь?
— Я давно не слышала от тебя ничего подобного.
Я подошел к Марте и обнял ее. Она зарыдала.
— Что с тобой, мамочка? — спросила Ильзе.
— Прости меня, Марта. Ну пожалуйста. Я люблю тебя. Ты мне нужна.
Я стал гладить ее по голове. Она поставила кастрюльку и обняла меня. Ее слезы оставляли мокрые пятна на моем мундире, но мне было все равно. Я чувствовал, как она вздрагивает.
— Видишь, что ты натворил, Ганс? — сказала Ильзе. — Ты плохой мальчик. Папа возьмет и пустит тебя в расход.
— Расходы? Разумеется, я все оплачу — и бензин, и затраченное время, — сказал я. — У меня и в мыслях нет ничего дурного. Я просто хочу, чтобы вы ее разыскали.