— Я не привык играть в шарады. Говорите, что вам нужно.
— Нет, попробуйте сами догадаться.
— Говорите же.
— Да будет вам, господин начальник. Угадайте. — Он осклабился, обнажив щербатый рот.
— Позвольте дать вам один совет.
— Совет?
— Да. Это единственное, что я могу для вас сделать.
— Подумать только! Он собирается давать мне советы! Вот это да! Я не знал, что вы такой шутник, начальник.
— Не называйте меня начальником. Позвольте поделиться с вами одной мудростью, которую я усвоил…
— Совет! Вот насмешил!
— Ложь, повторенная много раз, становится правдой.
— Правдой? — прыснул он, забрызгав рубашку кофе. — Это не имеет отношения к правде.
Он ошибался. Это имело прямое отношение к правде. В мире не существует ничего, кроме правды. Порой мне даже кажется, что я остался в живых для того, чтобы рассказать правду.
— Хочешь услышать правду? — спросил Дитер, когда на моей машине мы объезжали лагерь. — Ты намного храбрее Филина.
— Что? Храбрее Генриха? Что ты несешь?
— Он приезжал к нам на прошлой неделе, я уже рассказывал тебе об этом. Решил посмотреть, как проводятся массовые расстрелы.
— Как проводятся расстрелы? Но почему? Вы проводите их как-нибудь по-особому?
— Да нет, — ответил Дитер, глядя из окна на шеренги заключенных, собранных для очередной переклички. — Как всегда. Тем не менее он приказал мне и моим людям отобрать сотню пленных. Мужчин и женщин. И вывести их на плац.
— Женщин тоже?
— Да. Он хотел, чтобы мы их расстреляли. В его присутствии.
Дитер передернул плечами, когда машина остановилась, пропуская группу заключенных. Один из них упал. Охранник спустил собаку, и она тотчас же набросилась на него. Я сделал водителю знак ехать вперед. Водитель нажал на клаксон. Охранники отогнали заключенных в сторону, давая машине возможность проехать. Когда мы завернули за угол, Дитер поднял стекло.
— Как только были сделаны первые выстрелы и убитые повалились на землю, Генриху стало дурно.
— Не может быть!
— У него закружилась голова.
— Невероятно.
— Он чуть не грохнулся в обморок, но в последний момент все-таки взял себя в руки.
— Но ведь это был всего лишь расстрел.
— А потом, ты только послушай, Макс, он стал орать на стрелков моего подразделения.
— Что?
— Он орал и на них, и на меня. За то, что мы не умеем как следует целиться.
— Но вы же отменные стрелки. Что значит «не умеете целиться»?
— Несколько женщин были только ранены. Они остались в живых.
— Поэтому он и стал на вас кричать?
— Да. Будто мы сделали это умышленно.
Он постоянно повторял нам, чего от нас ждут Как нам следует поступать, думать, во что верить Он твердил, что мы войдем в историю как спасители немецкого народа. Он внушал нам, что нас связывают не только общие чаяния, надежды и мечты — нас связывают кровные узы.
— Мы станем обществом, спаянным кровными узами. Мы — представители арийской расы. В наших жилах, в наших сердцах пульсирует чистая кровь. Мы должны быть проворны, как гончие псы. Несгибаемы, как подошва сапога. Тверды, как сталь Круппа. Несгибаемы. Тверды. Чисты. Только чистокровные арийцы способны презреть истину. И отстоять ее любой ценой.
— Мы исповедуем иные истины, нежели вы, — заявил сдан из стоящих передо мной пленных.
Их было семеро, грязных, одетых в окровавленные лохмотья. Один из них едва держался на ногах. Среди них был подросток и коротко стриженная женщина. Она плюнула мне в лицо, когда я подошел к ней. Мой адъютант залепил ей пощечину.
— Где вы их обнаружили?
— Неподалеку от лагеря, в лесу, господин комендант.
— Партизаны, — сказал я. — Что ж, мы знаем, как обращаться с партизанами.
— Они стреляли. В результате несколько наших погибло.
— Сколько?
— По крайней мере, трое.
— Неправда! — воскликнул их вожак по-немецки. — Четверо.
— Пятеро! — выкрикнула женщина и усмехнулась, вызывающе вскинув голову.
— Вы прочесали весь лес?
— Еще нет.
— А оружие нашли?
— Не все. Зато мы обнаружили их склады с продовольствием, перевязочными материалами, бензином.
— Бензином?
— Так точно, господин комендант.
— Украденным из лагеря?
— Разумеется! — сказал партизанский главарь. — Украденным из лагеря, из-под самого вашего носа.
— Это было совсем нетрудно, — добавил подросток.
— Даже слишком просто, — огрызнулась женщина.