Когда он взял большой палец в рот, Алекса задрожала от наслаждения, расслабилась и протяжно застонала. Отдавшись на растерзание блаженству, она почувствовала приятную тяжесть внизу живота, легкую истому и легла так, как ей было удобно. Тело герцогини погрузилось в воду по подбородок, руки больше не сковывали груди, а ноги расслабились, что позволило Костину провести ладонями по бёдрам и коснуться между ними. Алекса охнула, слегка вздрогнула от прикосновения, раскрыла ротик и с нетерпением посмотрела в его глаза. Он трогал её без стеснения: не проникал в нежную плоть лона, а мягко поглаживал нижние губы, касался особо чувствительных мест, теребил кончиками пальцев густую поросль волос и безотрывно глядел в удивительно красивые голубые глаза.
— Не торопись, — неожиданно для самой себя сказала Алекса и убрала его руку.
— Простите, — слегка разочаровавшись, промолвил Костин. — Мне не следовало…
— Следовало, Костин, — перебила Алекса. — Я не возражаю. Можем продолжить в любой момент, но сначала помоги с волосами, пожалуйста. У меня так болят руки, что не могу помыть голову.
Костин приободрился, обрадовался, что не оскорбил герцогиню и, выпрямившись, обошел ванну, взял несколько чистых простыней и постелил их под голову. Алекса приподняла голову, чтобы он полил на голову воды из черпака, и вспомнила, что однажды ей уже мыли так голову.
Став женой герцога Масура, она, двенадцатилетняя герцогиня, принимала тем вечером ванну перед сном. Стоило ей только погрузиться в горячую воду, чтобы согреться холодным вечером, в покои вошел Карл. Он прогнал служанок и сам принялся мыть волосы своей невесте. Алекса почти ничего не помнила из того, о чем они говорили, но тот вечер запомнился ей надолго.
Теперь место любимого мужа занимал другой мужчина. Костин не был так нежен и холоден, как жестокий герцог, поэтому Алекса не могла отпустить мысли о том, что теперь и ей приходиться довольствоваться малым. Ей пришлось пожертвовать чувствами, чтобы освободиться от оков любви. Только порой от таких сильных чувств невозможно избавиться. Может быть, Костин стал прекрасной альтернативой и смог подменить мужа, но он никогда не станет тем, кого Алекса сможет полюбить так же, как любит Карла Масура. Герцог всегда был особенным. Поэтому он накрепко засел в голове жены и занял место в её сердце.
Когда Костин не спеша вымыл волосы, Алекса умыла лицо и попросила у него мазь, которую оставила Ингрид. Она помазала рану, обработала швы и выпрямилась, после чего обернулась к деревенскому другу. Он укутал её в теплые полотенца, обернул в мягкую махровую ткань волосы и одним сильным движением взял на руки, словно она ничего не весила. Алексе было приятно столь прекрасно участие, поэтому она обняла его шею и прижалась к груди, позволив отнести себя на расправленную кровать и положить на мягкие простыни.
Он уложил её на кровать, подложил под спину гору подушек, чтобы она облокотилась на спинку просторной постели, высвободил от тряпок потемневшие от воды волосы и, взяв сухое полотенце, стал осторожно сушить каждый локон, избегая прикосновения к шраму на лице. У неё были длинные волосы, поэтому только сушка заняла много времени. Но и на этом Костин не успокоился и после всего проделанного взял с туалетного столика гребешок и принялся расчесывать госпожу. Она молча сидела, смотрела ему в глаза и позволяла сделать все, что он хочет, ибо сама получала от такого внимание только эстетическое наслаждение. Не каждый день мужчина так рьяно будет ухаживать за женщиной. Это можно поручить служанкам, привратнице, даже дочери, но уж точно не мужчине. Костин не жаловался и, по всей видимости, тоже получал от этого удовольствие.
— Ты тоже должен помыться, — сказала ему Алекса. — Если хочешь, можешь здесь искупаться.
Оглядев себя, Костин понял, что во время купания герцогини намочил рукава рубахи, грудь и живот кожаной куртки, а со штанов стекала вода. Он пожал плечами и начал расшнуровывать одежду. Алекса прикрылась мокрыми простынями, не отрывая от него взгляда. Вроде бы он просто раздевался, но это вызывало неподдельный интерес.
— Слышал, как ты прошлой ночью говорила во сне, — сбросив куртку, Костин снял через голову рубаху и начал развязывать пояс.
— Разве? — Алекса увидела его голый зад и облизнулась. Она проводила его до ванной, проследила, как он лег в воду и спросила: — И что я говорила?
— Два слова, — облокотившись на стенки, Костин посмотрел ей в глаза. — Алекса, что такое Бунт Предвестницы?
Не ожидая услышать эти слова, Алекса поморщилась и напряглась.
— Это ведь ты Предвестница, — задумчиво сказал он. — Что ты подразумевала под словом бунт, Алекса?
Понимая, что правду не скрыть, она расслабилась и разложилась так, чтобы было удобно уставшим ногам. Костин терпеливо ждал ответа, а она даже не знала, с чего стоит начать.
— Я долго об этом думала, — наконец сказала Алекса. — После родов, когда мне было совсем тяжко, я не могла встать с постели несколько дней. Рождение Офелии далось с большим трудом. К счастью, все обошлось. За все это время, пока я лежала в постели, господин Дауд крайне редко позволял вставать. Я не могла кормить ребенка, потому что это сказывается на красоте женской груди. В общем, чтобы избежать ненужных проблем, Дауд первое время приносил нашу дочь сам, следил за моими действиями и уносил. Мне приходилось лежать, вставать запретила привратница, поэтому я посвятила все это время чтению.
Костин терпеливо слушал, смотрел на неё и молчал.
— Однажды ночью, когда я все же смогла встать, потому что очень хотела увидеть ребенка, у двери Офелии караулили евнухи. Я знала, что Дауд запретил меня пускать в её комнату, поэтому решила немного перехитрить этих людей. Сказала евнухам, что иду в библиотеку господина за новой книгой, краем глаза заглянула в комнату, увидела там колыбельку и спустилась на первый этаж. Понимаешь, Костин, мать чувствует своё дитя. Мне хватило одного взгляда на кроватку, чтобы понять, что с моей девочкой все хорошо. Я смогла успокоиться и стала выбирать книги. У Дауда была очень большая библиотека, где мне довелось найти одну древнюю рукопись. Даже не знаю, кто написал этот кошмар.
— Что это была за книга? — поинтересовался Костин.
— Том войны черного Дракона, — ответила Алекса. — Книгу написал сам император, прославившийся тем, что любил свежевать людей. Его рукопись была написана черными чернилами, а бумагой послужила кожа наложниц, которых он любил свежевать для забавы.
— Мерзость… — поморщился Костин.
— Да, знаю, — согласилась Алекса. — Не представляю, как эта вещь попала в руки Дауда, но мне стало интересно. Я спрятала книгу под одеждами, пронесла её в спальню и прочитала за одну ночь. В ней говорилось о том, как черный Дракон получил власть, как он правил, убивал неугодных и справлялся с буднями правления.
Много столетий назад, во времена правления черного Дракона, нашлись те, кому было не по нраву служить столь кровожадному тирану. В империи начался заговор, благодаря которому многие приближенные черного Дракона решили использовать крупицы власти, свергнуть правителя, а на его место посадить достойного приемника. В те кровавые годы Драконы могли исчезнуть раз и навсегда. Однако император знал, что его влияние таит, сторонников остается все меньше и даже наложницы больше не способны утолить голод. До него дошли сведения, что вскоре будет переворот. Приближенные собираются устроить пир в честь рождения очередного наследника, во время которого собирались убить черного Дракона. Он об этом знал. Он решил обыграть все по-своему и созвал всех подданных за день до назначенной встречи, чем испортил все планы заговорщиков.
— В тот вечер он собрал всех врагов за одним столом, — продолжала Алекса. — И убил их. Сад Дракона захлебнулся в крови предателей, их наложниц, слуг и детей. В тот вечер черный Дракон убил всех, кто восстал и мог восстать против законной власти.
— Не понимаю, — промолвил Костин. — Какое отношение черный Дракон имеет к тому, что задумала ты?
— Я закон, Костин, — заявила она. — С самого начала мне было известно, что Леонид Гордон не станет делить территорию. Он собирался использовать меня, чтобы захватить материк. Ни один король не отдаст власть. Ему будет мало захваченных территорий, поэтому после смерти Ивара Остина он ударит по остаткам моей армии и свергнет то, что останется от королевства Шарджа.