— А я и не знал, что ты у нас такая послушная.
— Так вот теперь будешь знать.
Я спустила ноги на пол, Лев внимательно посмотрел на мое порванное платье, я замерла от страха и густо покраснела.
— Что это у тебя с платьем?
— Упала.
— Упала, говоришь? А с чего это ты падаешь?
— Живот большой, носить тяжело. Равновесие нарушилось.
— Что-то я не замечал, чтобы у тебя равновесие нарушалось.
— А ты и не мог заметить, ты знаешь меня всего пару дней.
— Ты хочешь сказать, что ты и раньше равновесие теряла?
— Теряла, особенно когда живот прямо на глазах расти начал.
— А ты об этом врачу говорила?
— Забыла, но в следующий раз обязательно скажу.
— Сделай милость, — усмехнулся он, задрал мое платье прямо до самого живота и уставился на синяки, ссадины и разбитые колени.
— Это тоже равновесие?!
Поняв, что мне нечего терять, я заголосила что было сил:
— Кто дал тебе право лазить ко мне по;. платье?! Ты что, врач?! Я, как тебя увидела. сразу поняла, что ты озабоченный тип. У тебя бабы давно не было?! И не стыдно тебе приставать к беременной женщине?! Это же какой грех нужно взять на душу?!
Дура ты, — пробормотал Лев, позеленев от злости, и вдруг закричал: — Ты мне басни не рассказывай! Не на того напала! Как женщина ты меня не интересуешь. Говори правду, а то не посмотрю, что ты пузатая, удавлю! Меня трясло как в лихорадке, чувствовала, что сейчас может произойти непоправимое, прошедшая ночь покажется мне просто пустяком.
— Врешь, — тихо сказала я.
— Ты о чем?!
— О том, что я как женщина тебя не интересую. Я видела, как ты на меня в аэропорту смотрел.
Лев тяжело задышал, а его кадык задергался.
— Ты дурой прикидываешься или в самом деле думаешь, что я могу на пузатую бабу запасть? ! Да я смотрел на тебя, как на товар, точнее, на «упаковку» товара. Не скажешь, что тут произошло, я тебя ей-богу, прибью!
Я легла на кровать, положила руки на живот и жалобно застонала:
— Лева, Левушка, я, по-моему, рожаю.
— Что?
— Я говорю, у меня схватки начались!
— Ты… это правда, что ли? Тогда нужно в клинику ехать. «Неотложку» вызывать нельзя. Ты должна только у нашего врача рожать. Вроде же еще не время?..
— Я до твоего врача не доеду. Рожу по дороге, похоже, преждевременные роды…
— Тогда врач сам сюда приедет.
— Опоздает. У меня уже скоро ребеночек вылезет.
Лев смотрел на меня растерянным взглядом;
— Что же тогда?
— Как что?! Принимать роды!!!
— Кому? Мне?
— Понятное дело, не мне. Не могу же я одновременно рожать и принимать роды.
— Но я не могу. Я не умею. Ольга, ты меня не разыгрываешь?! Ты же знаешь, я шуток не прощаю.
— Не до шуток сейчас. Сними мне трусики.
— Что?!
— Трусы мне сними, глухая тетеря!
— Зачем?!
Судя по всему, Лев действительно впервые в жизни видел начинающую рожать женщину. Ему легче было провалиться сквозь землю, чем оказать мне хоть какую-то посильную помощь.
— Давай быстрее, а то уже скоро голова появится, не могу же я в трусах рожать!
Последние слова произвели на моего гида впечатление. Вытаращив глаза, он принялся снимать с меня трусы и даже попытался разглядеть, что же творится между моих ног.
— Ольга, а может, лучше врача вызовем?! Может, ты потерпишь?!
— Идиот! Как я могу терпеть, если это от меня не аависит?
Широко расставив ноги, я слегка приподнялась и сделала скорбную гримасу.
— По-моему, уже отошли воды. Ну-ка, проверь.
— Как?
— Сунь палец.
— Куда?
— Во влагалище, куда же еще.
— Зачем?
— Сунь, тебе говорят. Перепуганный Лев сунул палец мне во влагалище и тут же выдернул его.
Сжав кулаки, я громко застонала и стала кататься из стороны в сторону.
— Мы должны знать, отошли воды или нет.
— Господи, да что ж делать?! — побледнел Лев.
— Узнать, какая среда.
— Как?!
— Попробуй языком.
Расставив ноги пошире, я застонала еще громче и почувствовала горячий и до боли приятный мужской язык, касающийся моего влажного естества. Расплывшись в блаженной улыбке, я притянула голову мужчины поближе и, не помня себя от наслаждения, прошептала томным голосом:
— Левушка, Господи, как хорошо. Только не переставай.
Лев быстро подскочил и взревел, как раненый зверь:
— Вот тварь, наколола! Сука драная! Все придумала!!!
Натянув платье до самых колен, я произнесла невинным голосом:
— Я тут ни при чем. Я думала, это схватки, а оказывается, ошиблась. Я же никогда не рожала. Откуда я могу знать, какие у меня должны быть ощущения. Просто я теперь знаю, какое должно быть обезболивающее лекарство.
Лицо моего гида менялось каждую минуту. Оно то побагровело, то зеленело, а то как-то неестественно белело.
— Ну теперь я тебя действительно убью.
— Не убьешь.
— Почему?
— Потому что тебя в тюрьму посадят.
— Не посадят. Тебя никто не будет искать, ты тут незаконно находишься.
— Я не верю, что ты можешь пойти на такое преступление. У тебя ведь жена при родах умерла.
Я скрестила руки на груди и посмотрела на разъяренного Льва молящими глазами. Он схватил меня за руку и волоком потащил по коридору в столовую. За столом сидела Дина и вытирала окровавленный нос. Рядом с ней сидел здоровенный браток, весом не меньше ста шестидесяти килограммов.
— Дина, откуда у тебя кровь? — с ужасом воскликнула я.
— От верблюда, — браток посмотрел на меня злобным взглядом. — Давай, присаживайся. У меня и к тебе есть разговор.
Я приготовилась к самому худшему.
— Где ваша домработница? — ударил он кулаком по столу.
— Какая? — спросила я еле слышно.
— Обыкновенная. Ты комедию не ломай, а ТО щас будешь утираться, как твоя подруга.
— Я ничего не ломаю. Я просто не понимаю, о ком идет речь.
— Речь идет о бабке, которую мы оставили за вами присматривать — кормить, поить, следить за тем, чтобы не нарушали режим и не вредили ни себе, ни здоровью будущих детей.
— А что с ней?
— Пропала.
— А мы-то тут при чем? Мы сидели по своим комнатам и не высовывали носа.
— Надо же! С каких это пор вы такие послушные?
— А мы всегда такими были. Нам нужны ваши деньги, а вам нужны наши дети.
Я украдкой посмотрела на Льва и мысленно молила его только об одном, чтобы он не рассказал о ссадинах и синяках на моем теле. Если он это сделает, мне конец. Лев словно услышал мою мольбу и стоял молча.
Носовой платок Дины промок и стал ярко-багряного цвета.
— Дина, у тебя же кровотечение! Тебе в больницу надо!
— Выживу, — еле слышно пробормотала она и бросила окровавленный платок на пол.
— Жить будет, — подтвердил браток и, взяв мою руку в свою, сжал ее что было силы. Я громко застонала.
— Ты что?! Больно же!!!
— Больно, говоришь?
— Конечно, больно!
— Терпи, потому что будет еще больнее.
Неожиданно Дина с грохотом упала на пол и, взявшись за живот, скорчилась от боли. Я встала на коленки рядом с ней и приподняла ее голову.
— Динка, ты что?! Разве можно так — животом об пол? Ребенку же больно, ей-богу! Ты же ему навредишь!!!
Лев присел на корточки рядом со мной.
— Она тоже прикалывается?! — подозрительно спросил он. — Решила немножко покуражиться?
— Дурак ты! — крикнула я. — Не видишь, человеку плохо?! Ее спасать надо!
Мне показалось, что Дина ничего не видит и не слышит. Но она неожиданно приоткрыла слипшиеся губы и с трудом выдавила, уставившись в потолок:
— По-моему, мне конец. Наверно, не только мне, но и сыну. Я же скрыла от фирмы, что у меня слабое сердце, что мне совершенно нельзя нервничать, я же как лучше хотела — денег заработать. Машеньку с Пашкой к морю вывезти… Мой Пашка до седых волос дожил и ни разу моря не видел… Я ведь все справки подделала… Мне по всем показаниям запрещено рожать.