— Не останавливайся… — я задыхалась, а потом мое тело начало дрожать, и я больше не могла говорить.
Он смеялся, когда его тело танцевало с моим, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока мы не столкнулись. Я стонала и дрожала под ним, не говоря ни слова, не думая, наполненная только его запахом, его прикосновением, жаром и огнем, древесным дымом и солью. Мои глаза закрылись, и голова откинулась назад, когда я снова кончила, переполненная удовольствием, каждый мускул в моем теле горел. Локи перестал сдерживаться: его бедра врезались в мои, и я услышала треск дерева, когда он закричал.
Затем я почувствовала тяжесть его тела на себе, услышала его прерывистое дыхание. Я обхватила его руками, дрожа, пока комната не перестала вращаться.
— Смертная женщина, — медленно выдохнул он, — думаю, мы разрушили твою постель.
Я моргнула и открыла глаза, медленно осознавая свое тело снова. Мой торс лежал на полу, ноги были подняты, и что-то кололо меня в ребра.
— Ой, ой, — сказала я.
Я попыталась сесть, поскользнулась, и упала навзничь. Он поймал меня и помог слезть с матраса. Мои ноги дрожали, когда я встала. Деревянные рейки каркаса футона были полностью разрушены, и они были раздвинуты, когда мы повалили матрас на пол. Простыни скомкались на смятом матрасе, лежащем на расколотом деревом.
Я улыбнулась, потом засмеялась, и тогда он тоже засмеялся, его голос был диким и звенящим.
— Ух, ты, — сказала я. — Я понятия не имела, что это вообще возможно.
Локи обнял меня и поцеловал в макушку.
— Позволь мне, — сказал он и подошел к развалинам моего футона, вытянув матрас на середину пола. Он указал на матрас, и я села, ноги все еще дрожали. Затем он прислонил разбитую раму к моему книжному шкафу. Я наблюдала за ним в угасающем вечернем свете. Его обнаженное мускулистое тело было таким изящным, таким грациозным.
Он настоящий, подумала я. Я даже представить себе такого не могла.
Я смотрела, как он наклонился, чтобы поднять последний осколок рамы, и почувствовала жар между ног. Я не могла снова возбудиться, подумала я, но потом он повернулся ко мне и улыбнулся, и у меня перехватило дыхание.
Не говоря ни слова, он сел рядом со мной и начал гладить прохладными пальцами мои руки, плечи. Я потянулась к нему, прослеживая мускулы на его руках, проводя пальцами по его груди. Я почувствовала, как участился его пульс, когда мои пальцы коснулись его шеи. Затем он приблизил свои губы, дыша коротко и быстро.
Я даже вообразить себе такого не могла.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Проснувшись от солнечного света, залившего потолок, я перевернулась и обнаружила, что лежу на матрасе футона на полу, напротив сломанной деревянной рамы, сложенной у книжного шкафа. Срань господня, подумала я. Это действительно произошло?
— Доброе утро, — произнес Локи позади меня.
Я обернулась и увидела, что он сидит на полу, прислонившись к комоду, и читает мой экземпляр «Теоретизирование мифов».
— Ты… остался на ночь? — Я покраснела, оглядывая в утреннем свете свою грязную однокомнатную квартиру. Она совсем не подходила для Бога.
— Конечно, — ответил он, явно забавляясь.
— Могу я, э-э, предложить тебе кофе? — спросила я, проводя пальцами по волосам и гадая, как выгляжу. Я с болью осознала, что у меня было только кофе, половина коробки разогреваемых бутеров и немного овсянки. Обычной овсянки быстрого приготовления. И никакой еды, подумала я. Я недоделанная итальянка.
— Не надо, — сказал он с улыбкой. — Буря закончилась. Не хочешь прогуляться?
Я потянулась и потерла глаза.
— С удовольствием.
***
Локи предложил мне руку, когда мы выходили из дома, и я приняла ее, наслаждаясь теплом его черной куртки, его сильным телом.
Чикагский Гайд-парк стал совершенно неузнаваемым. Машины, припаркованные вдоль улицы, превратились в небольшие холмики, тротуар покрывала замерзшая волна сугробов, деревья стали движущимися узорами из белого и черного. Некоторые сугробы доходили мне до колена, и я засмеялась, когда мои ноги, прорвавшись через поверхностную корку, глубоко погрузилась в сугроб.
— Неудивительно, что снег — такой мощный символ, — сказала я, опираясь на руку Локи, чтобы вытащить себя из сугроба.
В глазах его танцевали искры, пока он поддерживал меня.
— Значит, снег — это символ?
— Ну, конечно. Я подразумеваю, что чаще всего он — символ смерти, но также и символ чистоты, старения, притупление юношеских страстей. Не заставляй меня цитировать Джеймса Джойса8… - я поднесла руку к губам, когда поняла, как невероятно глупо это прозвучало. Вот почему у тебя никогда не будет парня, подумала я, чувствуя, как жар приливает к щекам.