Из ее глаз текут слезы, из моих — еще хуже. Я не могу держать эмоции под контролем. Меня пробивает дрожь. Ледяными руками сжимаю маленькие пальчики младшей сестры, сглатываю, пытаясь понять, что она хочет мне сказать.
— Ириш, не надо, малыш. Не надо тебе говорить. Как придешь в себя, так сядем с тобой и...
И что? Обсудим смерть папы? То, как случилась эта авария? Как я смогу у нее что-либо спросить? Как смогу заставить ее вспоминать этот проклятый день?
— Он... был в крови, — шепчет она, чем разрывает мое сердце на осколки. Вышибает весь воздух из легких. Становится трудно дышать.
В палату заходит медсестра и сообщает, что нам нужно выходить. Не могу оставить сестренку, но меня буквально выгоняют отсюда, при этом обещают пустить еще раз рано утром. Ирина так и смотрит в одну точку, что-то шепча. Поцеловав ее в лоб, я покидаю палату. Оказавшись в коридоре, прижимаюсь к холодной стене спиной и сползаю по ней вниз. Сажусь на ледяной кафель и утыкаюсь носом в колени, реву.
— Моя хорошая, — гладит меня по голове Вика. — Пожалуйста, успокойся.
Легко сказать. Отец умер, мама... Неизвестно, что с ней будет. А у сестры останется травма на всю жизнь. Ведь весь ужас она видела. Видела отца в крови, маму наверняка тоже. Я понятия не имею, как смогу поднять ее на ноги. Как смогу помочь ей забыть эту чудовищную ночь. Как забуду сама...
— Я сейчас вернусь, милая. Поговорю с врачом и приду к тебе. Не делай глупостей, хорошо? Не выходи из больницы.
Подруга говорит так, будто я в состоянии идти куда-то. Или же боится, что я наложу на себя руки?
Едва я остаюсь одна, как чувствую запах мужского парфюма. И чье-то присутствие рядом с собой. Но не поднимаю голову. Покачиваясь на месте, я хватаюсь за волосы и тяну их что есть силы.
— Диана, — мужской голос звучит совсем близко.
Поднимаю заплаканные глаза и встречаюсь взглядом с мужчиной. Лет шестидесяти. В черном деловом костюме, в волосах седина. Смотрю на него вопросительно, будто спрашивая: «Кто вы?»
— Я старый друг твоего отца. Как-то случайно узнал, что он попал в аварию, — тяжело вздыхает, оглядываясь по сторонам. — За маму и сестру не волнуйся. Их лечение я оплачу, и с ними обязательно все будет хорошо. Они поднимутся на ноги, я тебе обещаю. А Владимира мне очень жаль, — он отпускает глаза. — Соболезную.
Некоторых друзей отца я знаю. Однако этого мужчину я вижу впервые в жизни. Либо от стресса ничего не соображаю. Я его не узнаю. Но, наверное, папа был знаком с этим человеком, раз он помогает. Иначе зачем чужому мужику тратить огромные суммы на лечение посторонних ему людей?
— Когда-то он меня выручил. И я чувствую себя его должником. Не плачь, все будет хорошо. И... Мне действительно очень жаль, что так вышло. Завтра приедут отличные специалисты. Я постараюсь поговорить с врачами, и, возможно, ты даже маму увидишь. А для этого тебе надо вытереть слезы и ждать утра. Ты должна быть сильной, чтобы помочь сестре. Ты же понимаешь, о чем я?
Я хлопаю глазами, не понимая, откуда появился этот мужчина. Как его назвать? Ангел-хранитель, которого послал бог? Или же мне следует ожидать от него какого-то условия, которое он мне продвинет за помощь?
Папа всегда говорил, что богатые люди просто так никому не помогают.
— Может, выйдем наружу, и ты подышишь чистым воздухом?
От этого человека не веет опасностью. Скорее добротой. Я киваю в ответ. Подхватив меня под локоть, мужчина помогает встать. На ватных ногах я иду к лифту, мы спускаемся вниз. Но едва мы отказываемся снаружи, как со всех сторон нас начинают фоткать. Кто-то снимает на камеру, задают какие-то ненормальные вопросы. Сквозь гул в голове до меня доносится один из них:
— Как ваша жена отреагирует, когда узнает, что у вас есть малолетняя любовница?
3
Я ничего не понимаю. О чем говорят эти люди с фотоаппаратами и видеокамерами?
В голове только бьются слова: «Малолетняя любовница». Это они обо мне?
И почему здесь вообще столько представителей СМИ?
Поднимаю взгляд на мужчину, который ведет меня уверенно куда-то по территории больницы. Он как будто привык к такому вниманию папарацци. Идет, не обращая на них никакого внимания, я же скорее машинально перебираю ногами.
Оборачиваюсь, видя, как несколько мужчин помоложе моего спутника сдерживают журналистов. Наконец, когда мы занимаем скамейку за кустами, чтобы нас не было видно, я спрашиваю шепотом:
— Что это было?
— Не бери в голову, — отмахивается мужчина. — Кстати, я не представился. Константин Ильич.
— Диана, — на автомате говорю, хотя он прекрасно знает мое имя.