Мне легче было приписать тебе дурное влияние на мою сестру. Только так я мог справиться с осознанием того, что почти занялся любовью с такой молодой девушкой. Лишь презрение к тебе могло удержать меня от желания любить тебя снова и снова. Ведь, как бы я ни желал тебя, ты была очень молода. Слишком молода.
Он замолчал. Глаза его сверкали, как горящие угли.
- Но я никогда не забывал тебя, не переставал хотеть тебя. И когда мне доводилось читать о твоих предполагаемых связях с мужчинами, то это лишь укрепляло мое предвзятое мнение о тебе как о красивой, но ветреной женщине.
- Ты считал, что я такая же, как твоя мачеха? - догадалась она.
Так вот какой тип женщины повлиял на его взгляды!
- Боюсь, я совершил древнейшую из ошибок и судил женщин, разделив их всего на две категории.
- И я, разумеется, не попала в категорию Святой Девы? - сухо спросила Зуки.
- Верно. Когда я узнал от своей секретарши, что ты тайно уехала на уик-энд с ее женихом, который когда-то обожал тебя, я подумал, что смогу вернуть тебя в свою жизнь.
- Погоди - значит, ты начал вести переговоры о покупке компании еще до того, как встретил меня на юге Франции? - недоумевала Зуки.
- Конечно же, - улыбнулся он. - А ты думала - наоборот?
- Ну да!
- Сага, это только в сказках все происходит быстро, а в жизни невозможно просто вот так, сразу, купить такую компанию, как «Формидабль», - на это уходят месяцы. С одной стороны, меня сжигала ревность при мысли о том, что ты развлекаешься с Сальваторе, а с другой - я был рад возможности снова тебя увидеть до того, как предложить тебе работать в моей компании.
А когда я тебя увидел, то понял, что все еще к тебе неравнодушен. Но снова стал сопротивляться. Пытался уверить себя, что ты воплощение всего того, что я презираю в женщинах. Временами мне даже удавалось убедить себя, что я тебя ненавижу. Но чаще…
- Ты и в «Франклин моторз» решил вложить деньги, потому что…
- Потому что у меня должно было быть хоть что-то в запасе, если ты откажешься работать на «Формидабль», что было вполне вероятно.
- Безжалостный зверь, - заявила она, но про себя подумала: Паскуале купил одну компанию и вложил деньги в другую, потому что любит ее! Она даже похолодела от восторга.
- Вот чего я не понимаю, так это почему ты не подавала в суд на эти чертовы газеты за всю ту ложь, которую они печатали о тебе, если, как я теперь знаю, я был твоим первым и единственным любовником?
- Я была вынуждена так поступать, - пожала Зуки плечами, - было бы слишком много склок. К тому же у меня не было никакого желания, чтобы меня по косточкам разбирали в суде.
- Я должен был догадаться, Зуки, - смешался он. - Мне следовало бы знать, что ты честна и порядочна по сути своей. В тебе было слишком много гордости и достоинства, чтобы иметь такие беспорядочные связи. Мои аргументы против тебя отпадали один за другим, и теперь единственное, что осталось незыблемым, - моя любовь к тебе.
- Почему же ты просто не рассказал обо всем этом? Почему не признался, что любишь меня, вместо того чтобы нести всю эту чушь по поводу любовницы?
- Во-первых, мешала гордость. Я был убежден, что после всего того, что я наговорил и сделал, такая крутая перемена была бы неправдоподобной… Я не был уверен, сможешь ли ты меня простить. Я совершенно не понимал, как ты ко мне относишься, и решил продвигаться медленно, шаг за шагом.
Я думал, что, если дам тебе время, ты перестанешь сердиться, и твои чувства постепенно изменятся. Но не получилось. Вместо того чтобы стать ближе, мы все больше отдалялись…
- Мне была противна сама мысль о том, чтобы стать твоей любовницей. Я чувствовала себя униженной.
- Тогда, черт побери, почему ты мне об этом не сказала?
- Тоже из гордости. Я думала… я надеялась… что мне не придется… что ты догадаешься. Паскуале, - продолжала она в отчаянии, - неужели ты не задумывался над тем, почему я позволила тебе лишить меня целомудрия? - Она вдруг запнулась на последнем слове.
Старомодное слово. Но оно ей понравилось. Паскуале поднял вверх руки, прося о пощаде.
- Я был настолько без ума от тебя, что не пытался разобраться до тех пор, пока ты не уехала. А когда задумался, то понял, что если бы ты меня не любила, то не отдала бы мне свою самую большую ценность…
Он замолчал и смотрел на нее глазами, полными мольбы.
Очень нежно Зуки дотронулась до его щеки.
- Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы я была беременна от тебя.
- Зуки?
- Да, я люблю тебя, - улыбнулась она. - Я всегда любила тебя, глупый ты человек, - разве ты этого не знаешь? Паскуале…
Она не успела договорить, потому что оказалась там, где ей больше всего хотелось быть, - в его объятиях.
Паскуале стал целовать ее так, будто только что узнал, что такое поцелуи. Прошло несколько минут, прежде чем он поднял голову и серьезно посмотрел на Зуки.
- Помнишь, я говорил, что работающие женщины должны ради детей оставить карьеру…
- Ммм…
- Забудь об этом.
- Забыть? Как великодушно с твоей стороны, Паскуале, - отозвалась она шутливо.
- Разве я могу диктовать тебе какие-то условия? Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива.
- Настолько, что готов пожертвовать своей теорией воспитания детей?
- Конечно, моя дорогая, - он чуть пожал плечами. - Ты делаешь большие успехи в бизнесе, и карьера важна для тебя, я это знаю. Не могу же я требовать, чтобы ты отказалась от всего, чего добилась.
- Можешь, - решила она облегчить его переживания.
- Гмм? - Он наклонился, чтобы поцеловать ее нежную шею, но, внезапно выпрямившись, с удивлением посмотрел на нее. - Что ты сказала?
- Что я с тобой согласна, - ответила она, довольная тем, что он сбит с толку. - Я считаю, что мать должна сама воспитывать своего ребенка, если она этого хочет. А я хочу.
- Недавно ты говорила совсем другое, - с укоризной сказал он. - Ты попыталась разнести в пух и прах все мои аргументы.
- Это потому, что мы говорили о проблеме вообще, - твердо заявила она. - Я пыталась защитить Франческу. Назови это женской солидарностью, если тебе угодно. Но если говорить серьезно, Паскуале, работа модели потеряла для меня в последнее время свою привлекательность. Помнится, ты говорил, что мне стоит профессионально заняться живописью. Это-то я и пытаюсь сделать с тех пор, как переехала сюда. А живопись совместима с семейной жизнью.
Только сейчас он посмотрел оценивающим взглядом на ее картину.
- Что ты об этом думаешь?
- Не… не самая лучшая твоя работа, моя дорогая, - нерешительно ответил он.
Зуки вздохнула с облегчением. Он любит ее! Любит настолько, что говорит правду!
- Я знаю: на самом деле мазня. Но я была так несчастна…
- А почему ты была несчастна? - с невинным видом спросил Паскуале, начав расстегивать ее блузку.
- Ты отлично знаешь, почему, - ответила она, откинувшись, чтобы ему было легче справиться с пуговицами.
- Почему же не сказать? - предложил он, и блузка полетела на пол. - А еще лучше - показать. А потом мы можем обсудить нашу свадьбу.
- Нашу свадьбу? Что-то не припоминаю, чтобы ты предлагал мне выйти за тебя замуж.
- Это легко поправить, - пробормотал он, увлекая ее в спальню. - Выйдешь за меня замуж, моя прекрасная, золотоглазая девочка?
- Ты прекрасно знаешь, что выйду, самонадеянный дикарь!
- Но мы поженимся скоро, очень скоро, - сурово сказал он. - Я не собираюсь долго ждать. Я тебе уже говорил, что я…
- …человек нетерпеливый! - закончила она за него, смеясь. - Я тоже не слишком терпеливая женщина, так что давай поскорее займемся любовью, Паскуале!
- Amore mio, - тихо прошептал он, ложась рядом с нею.
Потом с обожанием посмотрел на ее прелестное лицо и начал медленно его целовать.