— Почему я все помню? — спросила у сидящего на краю кровати Николаса.
— Прими свой облик, — потребовал он.
— Зачем?
— Я сказал: Прими. Свой. Облик.
Это было сказано так, что не могла сопротивляться. Более того, я еще не видела его таким разгневанным.
Выдохнув и закрыв глаза, сдалась и почувствовала, как с плеч падает груз такой привычной, но чужой внешности.
— Доволен? — подавлено шепнула я, поднимая глаза на архимага.
Николас выглядел малость удивленным и расстроенным, хотя раньше умело контролировал свои эмоции.
Не сказав ни слова, он встал и побрел на кухню, а я осталась сидеть на кровати и недоумевать.
Кажется, только что я потеряла шанс на возвращение к прежней жизни. Но, может, оно и к лучшему?
Из раздумий вырвал грохот. Я подскочила и поспешила на кухню.
— Дьявол, что ты творишь?
Николас опиравшись на тумбу, смотрел в окно и пил с горла джин. Мой терновый джин. А на полу валялась разбитая посуда.
— Может, ты объяснишь, что происходит?
— Сядь, — приказал он, и я спешно опустилась на стул напротив мужчины.
— Тебя зовут Нингонг Эйко, — глядя мне в глаза спокойно проговорил он.
— Нина, вот ты где, — выдохнула женщина. — Я по всей ферме тебя ищу.
— Прости мамочка, — улыбнулась малышка. — Санэра котят родила! Нужно рассказать папе.
— Бабушка Чиико приехала. Хочет видеть тебя.
Малышка, с радостными криками побежала в сторону дома, где на крыльце стояла женщина с яркой восточной внешностью. Она сдержанно улыбнулась на объятия девочки. Ее что-то беспокоило, но что именно, малышка не знала.
— Нингонг, мне нужно с тобой поговорить, — строго сказала она.
— Омони Чиико, давай отложим разговор на потом? Идем к столу, — мама вошла в дом, малышка последовала за ней, а бабушка еще какое-то время стояла на крыльце и, кусая губу, смотрела на закат.
*Омони — уважительное обращение дочери к матери.
— Нинаэль. Нинаэль! — Николас тряс меня за плечо. — С тобой все хорошо?
— Нет… Да… Просто, кое-что вспомнила. Кажется из прошлой жизни.
— Ты готова слушать? Разговор тяжелый предстоит, — я кивнула, забрала из его руки джин и сделала обжигающий глоток. — Прошлый директор «Апологета» нашел тебя в борделе. Он любил такие заведения. Не из-за утех, а из-за отчаявшихся девушек. Спать с кем попало для них не впервой, а для лучшей жизни, они готовы на все. Он наткнулся на тебя и выкупил. Ты оказалась не просто драгоценным камешком, а самым ценным из всех! Ты легко обучалась и внимала каждому слову. Тебя воспитывали так, как нужно им, но из-за воспоминаний о семье ты срывалась. Они вызвали меня, чтобы я стер твои воспоминания. Сказали, какие именно. Я выполнил свою работу и наложил запрет на дальнейшее вмешательство в твою голову. Теперь, я не могу его обойти, — невесело хмыкнул мужчина.
— Почему ты это сделал? — с трудом выговорила я.
— Работал на «Апологет». Был их агентом. Таким было задание. Плюс, я не мог пройти мимо такой детской травмы.
— Ты знаешь, что я такое?
— Нет.
— А они?
— Они знают все.
— Я буду работать на тебя. Делать все, что скажешь. Условия те же.
Николас кивнул и гордо ухмыльнулся.
— Я оставлю тебе это, — он положил на стол маленькую сережку-гвоздик. — Неприметная, и настроена только на меня. Ее никто не отследит, — Николас, избегая встречи глазами, отвернулся. — И еще кое-что Нина, я знаю, что ты ненавидишь эту внешность, но мне ты такой нравишься.
Мужчина исчез, оставив меня одну.
Удивительно, но, кажется, этот человек понимал мои желания без слов. Может, все было написано на моем лице. Или ему тоже нужно было побыть одному.
Раздумывая над этим, я убирала осколки. Как назло кристалл чистоты пришел в негодность из-за архимага, а веника у меня не было отродясь.
Мусорное ведро постепенно наполнялось, а порезы на руках становились все глубже.
Честно признаться, я не замечала этого из-за слез, которые только мутили взгляд, но так и не скатились.
Прикончив бутылку джина и убрав осколки, я полезла за второй. Как только, любимый напиток покинул дальнюю полку шкафчика, в дверь постучали.
Шумно выдохнув, пошла открывать дверь тому, кто решился нарушить одиночество моего вечера.
На пороге стояла Катарина. Про нее я уже успела забыть.
— Чего тебе? — буркнула я.
Снова я была слишком груба, но не потому что относилась к ней плохо или раздражительно, а потому что была обижена на весь мир и пьяна. Я хотела напиться и весь вечер жалеть себя, может, даже поплакать, но не принимать гостей. Даже Катарину.