— Святой отец, — окликаю его.
Не знаю, как мне представиться. Но в этом нет нужды. Отец Серафим оборачивается, какую-то долю секунды изучающе глядит на меня и подает знак следовать за ним. Выходим в садик. Фонтан с замерзшей водой. Скамейка. А на скамейке она. На ней светлая цигейковая шубка до колен и высокие черные сапоги. На голове — черный беретик, глаза закрывают темные очки.
— Вот и он, — говорит ей священник. И обращается ко мне: — Тут вам никто не помешает спокойно поговорить.
И уходит, оставив нас одних.
Разговор начинает она:
— Спасибо, что пришли. Садитесь, пожалуйста. Сегодня ведь не слишком холодно?
Однако меня пробирает мороз до костей, но я подчиняюсь и сажусь рядом с ней. Женщина говорит, что ее зовут Наташа, снимая темные очки. Рассказывает, что живет в Москве, по профессии скульптор, но давно не работает. Уже много лет, как разведена. Родилась она в Краснодарской области, на Юге России. «Вы никогда там не были?» Говорит, что это очень красивые места с мягким климатом, там самые плодородные земли во всем Советском Союзе. А люди открытые, веселые, гостеприимные. «Мне рассказывали, что и вы — итальянцы такие».
В объявлении она не описала свою внешность. Но я терпеливо вынес все экзамены и допросы со стороны ее подруг в надежде на то, что она красива. И я не был разочарован. Высокие славянские скулы, вздернутый почти французский носик, синие глаза, как сапфиры. Во время разговора ей то и дело падает на лоб прядь темных волос. Возраст неопределенный, по-моему, где-то около сорока. И у меня такое чувство, что я уже знал ее раньше. Словно я знал, что встречу такую женщину в России, или будто видел ее во сне. Поэтому мне было все равно, что она мне говорит, говорит ли вообще или молчит. Это не имело никакого значения. Наташа прекрасна! И мне этого вполне достаточно, ни до чего другого не было дела.
— Потом я вам все расскажу. Пока же мне хотелось с вами только чуточку познакомиться. Я уже кое-что слышала о вас от своих подруг, женщин, с которыми вы встречались, проявив такое долготерпение. Это было очень любезно с вашей стороны. Так вы действительно готовы мне помочь?
Улыбаясь, я говорю, что да — готов.
— Даже хотя и не знаю, каким образом, — добавляю. — Об этом вы мне скажете сами, когда сочтете необходимым.
Наташа задает несколько вопросов, касающихся моей жизни. Я рисую ей в общих чертах свой краткий, но всесторонний портретик в духе газетной информации. Тридцать пять лет. Родился в маленьком городке на Севере Италии. Без всякого рвения закончил юридический факультет университета и получил диплом. С ранней юности сотрудничал в разных газетках и журналах. Потом впервые направлен в другой город, в Рим, в редакцию еженедельного журнала. Корреспондент в Нью-Йорке одного из агентств печати. Корреспондент в Вашингтоне одной ежедневной газеты. А теперь — всего несколько месяцев — корреспондент в Москве. Слышу приближающиеся шаги. Это возвращается отец Серафим.
— Нельзя так долго оставаться на улице, вы простудитесь, — говорит он. — Я приготовил чай. Идемте.
Следуем за ним и поднимаемся на второй этаж ризницы. Пьем чай. Священник и Наташа разговаривают между собой так быстро, что мне удается понять меньше половины. Я проявляю некоторое нетерпение: мне хотелось бы вновь остаться с ней наедине. Отец Серафим сразу понимает:
— Я кое-что забыл в церкви, — объявляет он нам и уходит.
Наташа смотрит на часы.
— Я чувствую себя усталой. Я с таким нетерпением и волнением ожидала этой встречи; Так сильно нервничала. А вы?
— А я еще больше.
— Мне хотелось бы с вами вновь увидеться в следующее воскресенье, тут же, в это же время. Если не сможете, предупредите отца Серафима. Хорошо?
— Хорошо.
Я встаю, мы обмениваемся рукопожатием, я выхожу из комнаты до того, как возвращается священник. Мог хотя бы поцеловать ей руку, спохватываюсь я, усевшись в машину.
Вот так начинается наше знакомство — с этих воскресных встреч в церковном садике. Даже в мороз. Даже, если идет снег. Несколько минут мы остаемся на улице, прогуливаемся, иногда молча. Потом заходим в дом, в ту комнатку, где пили чай у отца Серафима. Там всегда находим кипящий самовар и рядом с ним — тарелочку с печеньем. И тогда мы начинаем разговор. Беседуем на самые разные темы, не спеша, до тех пор, пока Наташа не произносит: «Я устала».
Говорит главным образом она. Словно на исповеди. Я сосредоточиваюсь, напрягаюсь, чтобы лучше понять ее русскую речь, но если кое-что от меня и ускользает, это не так важно, я не придаю этому большого значения. Звук ее голоса — приятная колыбельная, которая меня укачивает: настолько, что иной раз я и впрямь не знаю, действительно ли я ее слушаю или мне это снится.