— Что-нибудь известно о первых допросах?
— Нет, это следственная тайна.
— Могу я увидеть его, поговорить?
— В настоящий момент это исключено. Видеть его разрешается только русскому адвокату. Чуть позже позволят свидания, но только с родственниками. Если хочешь, я постараюсь передать Бранкалеоне от тебя привет или что-то, что хочешь ему сообщить.
— Я подумаю. Благодарю тебя. Но в отношении этого врача, окулиста… меня интересует другое…
— Что же именно?
— Мне хотелось бы получить одну конфиденциальную информацию… Конечно, если только ты можешь мне ее дать… Мне говорили, что он был человеком наших спецслужб тут, в посольстве…
— Он? Да ты что — с ума сошел?! — и Карати подходит ко мне вплотную и шепотом говорит: — Нет, человек спецслужб здесь — это я…
Лжет? Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Все, кто знал или мог знать, исчезли — вот что имеет значение. Наташа. Жильцы ее дома. Катя. Лилипутка из цирка. Теперь еще и врач посольства. Все, кто хоть как-то мог бы подтвердить историю, в которой я оказался участником. Я остался один.
Провожу еще одну ночь без сна, наполненную бессвязными мыслями, самыми дикими предположениями, кошмарными видениями. Стараюсь не поддаваться отчаянию, ибо это было бы равносильно признанию — я никогда больше не увижу Наташу. Встаю очень рано. В редакции Николай занят приготовлением завтрака — жарит яичницу. Шофер на дворе возится с машиной — меняет свечи. А где Ориетта? Нашей секретарши нет на месте. Что с ней? Неизвестно.
Ориетта обещала помочь мне. Хватаюсь за этот последний шанс. Звоню ей. Отвечает еле слышный голосок, словно за тысячу километров.
— Я плохо себя чувствую, совсем плохо.
— Что с тобой, что случилось?
— У меня жар. Заболела. Не смогу прийти на работу.
Говорю, чтобы насчет этого не беспокоилась.
— Выйдешь на работу, когда захочешь, только когда по-настоящему поправишься. Отдохни несколько дней.
— Вот-вот, я хотела бы пораньше уйти в отпуск, один знакомый обещал мне устроить комнату в санатории в Ялте, — отвечает она.
Она тоже от чего-то спасается бегством? Или это мне везде мерещатся заговоры и опасности?
Николай напоминает мне, что сегодня в Верховном Совете решающая схватка, придут все важные шишки как правых, так и левых, говорят, что уже два дня, как в Политбюро идет тайное совещание, заседают даже по ночам. «Это может быть решающий момент для перестройки, — говорит он, — или, наконец, пойдут вперед по этому пути или вернутся назад и тогда — прощай демократия!» Предлагает мне часть яичницы, но я отказываюсь. Однако в парламент придется обязательно пойти, газета ждет от меня длинную статью.
Вхожу в Кремль, как автомат. У Мавзолея Ленина — смена караула, как всегда происходящая каждый час, минута в минуту, торжественная и воинственная. Интересно, в подземелья доносится этот стук сапог по асфальту? Вот, одно доказательство у меня еще осталось: подземный ход. Я мог бы повторить свое зимнее приключение: спуститься вниз по откосу в саду, войти в Тайницкую башню, пройти по подземной галерее до Наташиной квартиры… Вдруг она еще там? Может быть, ее похитил Президент, чтобы держать там и ни с кем не делить?
При входе в здание Верховного Совета предъявляю свои документы. Сижу полчаса в ложе иностранной прессы. Президент присутствует в зале. Выступающие, как уже несколько месяцев, твердят о политических и экономических реформах, не приходя ни к каким решениям.
Испытываю непреодолимое желание закурить. Обычно курительная комната в Верховном Совете похожа на газовую камеру, но сегодня она пуста, наверно, дискуссия в зале действительно очень важная, только меня она все равно ничуть не интересует. Прочитаю о ней в сводках новостей агентств печати, для этого они и существуют. Курю, пытаюсь сосредоточиться, выстроить в один ряд все произошедшее.
В курительную входит маленький человечек. Направляется в мою сторону медленным шагом, на расстоянии нескольких метров следом за ним идет здоровенный парень. У человечка под мышкой кожаная папка. Он незаметно оглядывается вокруг. Не верю своим глазам, но это именно он — глава КГБ со своим телохранителем. Вот он стоит в нескольких шагах от меня, молча, неподвижно, без всякого выражения на лице, похожий на какую-то рыбу. Он маленького роста, лысый, одет в черное, в маленьких очках в толстой оправе на носу, стекла которых скрывают выцветшие голубые глазки. Бросив на меня взгляд, он чуть заметно улыбается.