— Недоразумения? — Герберт с сожалением посмотрел на нее. — Последние две недели весь свет ломает голову над тем, кто же вы такая — самая отважная женщина Лондона или просто законченная пациентка сумасшедшего дома.
— Я сама себе удивляюсь, — еле слышно пробормотала Ифигиния. Должно быть, она действительно сошла с ума, добровольно поставив себя в такое положение!
— Да будет вам известно, что все это время Лондон был как на иголках, с нетерпением ожидая ответа Мастерса на вашу месть.
— Я уже сказала вам, мистер Хоут, что вовсе не вынашивала планов мщения. Между нами произошла небольшая размолвка, только и всего. Я ждала извинений, не более.
— Так, значит, теперь это уже небольшая размолвка? Совсем недавно речь шла о страшном скандале.
— Такие вещи имеют тенденцию непомерно увеличиваться в устах сплетников, не правда ли?
— Бесспорно, моя дорогая. — Герберт ободряюще похлопал ее по руке. — Но не отчаивайтесь. Я на вашей стороне и готов защищать вас, если Мастерс поведет себя неподобающим образом.
— Звучит обнадеживающе.
Однако она вовсе не чувствовала себя в безопасности. Мастерс каким-то чудом восстал из мертвых — и это грозило огромными неприятностями.
Отповедь Герберта лишь убедила Ифигинию в том, что все раздобытые ею сведения о скандально известном графе оказались чистой правдой. Свет считал его волнующе-опасным и непредсказуемым.
Ходили слухи об одной очень давней дуэли Маркуса, когда он едва не убил своего противника. Были вещи и поужаснее — поговаривали о причастности Мастерса к убийству своего бывшего компаньона, Линтона Спалдинга. По крайней мере после его смерти граф принял управление группой прибыльных инвестиционных фирм, которыми до того руководил Спалдинг.
По слухам, после, смерти своего делового партнера Мастерс прибрал к рукам не только его доходные фирмы. Говорили также, что у него был длительный роман с вдовой Спалдинга, Анной, причем связь продолжается и по сей день, несмотря на второй брак Анны, ставшей теперь леди Сэндс.
Никто не мог знать всей правды об этих и других событиях, поскольку сам Мастерс никогда и ничего не рассказывал. Одно из его железных правил запрещало обсуждать свое прошлое, другое — объяснять кому бы то ни было свои поступки.
Граф Мастерс слыл чрезвычайно замкнутым человеком. И он определенно не относился к людям, способным стерпеть унижение. Ифигиния напомнила себе, что ей уже приходилось попадать в опасные ситуации. В прошлом году они с кузиной Амелией путешествовали по Италии, изучая античные памятники, и поездка не обошлась без происшествий. Она прекрасно помнила отвратительную стычку с уличным вором и другое не менее опасное приключение, когда во время путешествия в Помпею на них напал грабитель.
И все же Ифигиния прекрасно сознавала, что ей доселе не приходилось иметь дело с человеком, обладавшим репутацией знаменитого графа.
Самое главное — оставаться спокойной и выдержанной, подумала Ифигиния. Конечно, она имеет дело с потенциально опасным противником, но разве проведенное исследование не убедило ее в незаурядном уме графа Мастерса?
Если ей повезет, то Мастерс предпочтет принять вызов с присущим ему хладнокровием и здравомыслием. Исходя из собранных о нем сведений Ифигиния почти не сомневалась, что он не позволит своим эмоциям взять верх над рассудком.
Почти не сомневалась.
Она увидела, как Герберт беспокойно сдвинул брови, вглядываясь в толпу. Она услышала резкий щелчок — и, опустив глаза, поняла, что нечаянно сломала изящные спицы своего белого веера.
И тут же толпа расступилась перед нею. Послышался и тут же резко оборвался истеричный женский смех. Мужчины посторонились. Даже Герберт отступил на несколько шагов назад.
Ифигиния стояла в полном одиночестве посреди переполненной бальной залы.
Маркус, граф Мастерс, остановился прямо перед ней.
Ифигиния продолжала не отрываясь изучать свой сломанный веер, поэтому прежде она увидела его руки.
В зале граф был единственным джентльменом без перчаток.
В кругу, где нежные, изящные, ухоженные руки считались одним из важнейших достоинств мужчины, Мастерс позволял себе демонстрировать руки закаленного в боях воина. Большие и сильные, они выдавали человека, идущего по жизни своей дорогой.
Внезапно Ифигиния вспомнила, что Маркус унаследовал свой титул всего пять лет назад, причем отнюдь не с прибыльным наследством. Маркус не родился богатым и влиятельным. Всего он добился сам.
Она оторвала взгляд от мускулистых рук графа и быстро подняла глаза.
Лицо Маркуса напоминало профили, отчеканенные на старинных золотых монетах. Сильное, неумолимое, до грубости надменное — это было лицо древнего воина. Он пристально разглядывал Ифигинию, и глубокий ум светился в его янтарных глазах.
Волосы его были темными, почти черными. Серебряные нити сверкали во вьющихся прядях, зачесанных назад с высокого лба.
Ифигиния встретилась глазами со сверкающим взглядом графа. Чувство какого-то внутреннего понимания и узнавания пронзило ее. Что-то подспудно тлевшее несколько недель в ее душе вспыхнуло, разгораясь в яркое пламя.
Перед ней стоял мужчина, в которого она влюбилась безо всякой надежды когда-нибудь встретить. Он был точно таким, каким она его видела в мечтах.
Ифигиния понимала, что собравшиеся затаив дыхание ждут ее реакции.
— Милорд, — прошептала она так тихо, что один лишь Мастерс мог услышать ее. — Я так рада, что вы живы.
И, моля Бога, чтобы ее предположение оказалось верным — и в своих действиях граф будет руководствоваться любопытством, — она, прикрыв глаза, начала грациозно падать в притворный обморок.
Мастерс подхватил ее, прежде чем она достигла пола.