– Да. Увлекаюсь, – успокоившись, сказала она.
– Я почти ничего не знаю о лошадях, – заявил Бруно. – Недостаточно даже для того, чтобы задать тебе разумный вопрос, не рискуя ударить лицом в грязь.
– Ну да?
Он улыбнулся. Его глаза мигнули за стеклами очков.
– Давай посмотрим. Что на этих рисунках?
Алессандра фыркнула.
– Это называется дрессаж. Слышали когда-нибудь об этом?
Бруно кивнул.
Алессандра повернулась к схеме.
– Дрессаж – это очень важная дисциплина. И для лошади, и для всадника. Многие часы работы. День за днем. Только для того, чтобы понять, что когда-нибудь станешь чуть лучше, чем мешок соломы.
– Так же, как и в музыке, – произнес Бруно.
Алессандра бросила на него быстрый взгляд. Улыбка исчезла с ее лица. Она задумалась. Опять взглянула на Бруно. Улыбка медленно проступила снова.
Бруно сел рядом с ней, расправляя плакат, чтобы как следует разглядеть его.
– Тот, кто создал лошадь, был большим оптимистом. Вся эта масса балансирует на хрупких тонких ногах, – заметил он.
– Да. – Алессандра внимательно взглянула на схему. – Это так, но если вы посмотрите, как распределен вес между четырьмя точками опоры… – начала объяснять она.
Их головы склонились рядом над столом.
В большой гостиной постоянно перемешивающиеся группы гостей приятно проводили время с помощью изобилия шампанского и опьяняющего присутствия их хозяина, Сола Ксавьера, который щедро развлекал их, исполняя на рояле бравурного Листа.
Рейчел, по обязанности циркулирующая среди гостей, слышала общий хор похвал в адрес великого маэстро.
"Какой поистине замечательный человек. Как он искренне рад успеху Тэры, как далек от мелочной зависти", – слышала она мнение не одного гостя.
Не вздумай поверить этому, мысленно говорила она себе. Сол с самого начала держал все под своим контролем. И сейчас он держит под контролем степень успеха Тэры.
Отношение Рейчел к Солу по-прежнему оставалось сложным и неоднозначным. Она бы предпочла видеть его более доступным, более мягким. Более легким в общении.
Но тогда это не был бы тот Сол, который держит в плену ее дочь. Рейчел знала, что Тэра все еще безоглядно и безрассудно влюблена в него.
Бруно и Алессандра бок о бок вошли в дверь и присоединились к основной компании. Они отыскали Клер и Тэру, которые беседовали, стоя у закругленного конца рояля.
– Ты играешь на фортепьяно, Алессандра? – спросила Клер, проследив взгляд девочки, обращенный в сторону ее отца, который в это время давал блестящую интерпретацию рондо ля-минор Моцарта.
Бруно тоже посмотрел на Алессандру, удивленный той борьбой чувств, которая отразилась на ее подвижном юном лице.
Ксавьер исполнял позднего Моцарта, произведение, которое музыканты описывали как самое совершенное рондо, когда-либо написанное. Оно требовало исключительной легкости и чистоты исполнения, обычной для произведений этого композитора.
Бруно заметил, что Ксавьер вообще не использует удлиняющую звук педаль. Однако лиричное звучание пьесы полностью сохранялось. Не было и следа резкости, отрывистости. Никакого диссонанса. Музыка лилась плавно.
Левая рука Ксавьера, которая высоко и мощно поднималась, когда он несколько минут назад исполнял Листа, теперь танцевала по клавишам с легкостью порхающей птички.
Клер смотрела на Алессандру, с интересом ожидая услышать ответ на вопрос, который она задала.
– Нет, – коротко сказала Алессандра.
Тэра хотела вмешаться, но остановила себя.
– Совсем нет? – переспросила Клер, мягко, но настойчиво.
– Я беру уроки, – призналась Алессандра. В ее глазах блеснул озорной огонек. Она изобразила на лице усталое смирение. – Каждую неделю мой преподаватель говорит: "Ну, а теперь, Алессандра, я с нетерпением хочу услышать результаты твоих занятий. Жду нового торжества надежды над опытом".
Бруно одобрительно хохотнул.
– Ну, если ты забросишь фортепьяно, то вполне можешь стать пародистом.
– Я немного пою, – сказала Алессандра, изумив Тэру, которая никогда не слышала, чтобы дочь кому-нибудь признавалась в этом раньше. – Вы ведь тоже этим занимаетесь, Бруно?
– Я просто управляю хором. А сам не издаю ни единого звука, – пояснил Бруно с притворно сокрушенным выражением лица.
– О, совсем как папа, когда он терзает оркестры, – сказала Алессандра с напускным презрением.
Но когда она взглянула на отца за роялем, в ее лице читались боль и мольба.
Тэра едва удержалась от желания обнять дочь. В последние недели все складывалось непросто. После возвращения из Австрии Алессандра усердно пыталась восстановить контакт с Солом. Она проводила часы в монтажной студии как добровольная помощница. Но Сол, казалось, едва замечал ее присутствие, полностью поглощенный редактированием фильмов.