— Нет.
— Вам нравится Лондон, мисс Фарлей?
— Я нахожу его интересным. — Амелия была почти счастлива переменить тему. — Весьма познавательным.
— Сильно отличается от деревни?
— Естественно.
— Я понял, что вам с миссис Брайт не часто удавалось выбраться в Лондон при жизни мистера Брайта?
— Он был так немощен… Он не любил путешествовать.
— Понятно.
«Ничего мне не понятно, — подумал Маркус. — Что ж, попробуем зайти с другого конца».
— Пожалуй, я все-таки выпью чаю.
— Сейчас попрошу миссис Шоу принести свежий чай! — поспешно вскочила Амелия.
Чай ожидали в тягостном молчании. Когда миссис Шоу внесла поднос, Маркус взял чашку и подошел к окну возле рабочего стола Ифигинии. Взглянул на залитую солнцем улицу.
— Прекрасный день для прогулок. — Незаметно наклонив чашку, он пролил чай на свежий номер «Морнинг стар», лежавший на краю стола.
— О Боже! — испуганно вскрикнула Амелия.
— Проклятие! Какой же я неловкий!
Амелия вскочила:
— Стол будет испорчен!
— Позовите экономку! — приказал Маркус тем тоном, которым он пользовался в случаях, когда рассчитывал на немедленное повиновение. Этот тон всегда действовал безотказно, позволяя ему всегда добиваться своего.
…Со всеми, кроме Ифигинии, мрачно подумал он. Миссис Брайт вообще не подчинялась приказам.
— Сейчас позову миссис Шоу! — Амелия кинулась к выходу.
Маркус вынул из кармана большой носовой платок и принялся вытирать чай.
— Думаю, ничего страшного не произойдет, если, конечно, вы поторопитесь.
— Бегу! — Амелия неуверенно покосилась на него через плечо. — Кузина обожает этот стол, ведь он выполнен по эскизу ее отца. — Она распахнула дверь. — Миссис Шоу! Пожалуйста, идите скорее сюда! Пролили чай!
Маркус осторожно приподнял край каталога и бросил быстрый взгляд на кипу бумаг. То, что он искал, оказалось эскизом ряда городских зданий. «Брайт-Плейс»— было подписано под рисунком.
Он поспешно положил каталог на место — как раз в тот момент, когда в библиотеку вбежала Амелия.
— Миссис Шоу уже идет, — сообщила она.
— Я собрал большую часть чая. — Маркус смял в руке перепачканный платок. — Газета впитала в себя остальное.
Миссис Шоу ворвалась в комнату с огромной тряпкой в руках.
— Ну, где здесь пролили чай?!
— Вот здесь. — Маркус отошел от стола. — Это я виноват. Но мне удалось почти все вытереть.
В дверях показалась Ифигиния. Поверх белого муслинового платья на ней была белоснежная накидка. В одной руке она держала белую шляпку со страусовым пером, в другой — большой белый фартук.
Несколько секунд Маркус ошеломленно смотрел на нее. Ифигиния казалась такой чистой, такой невинной — чище нетронутого белого снега. Как жаль, что в мире нет ничего более обманчивого, чем невинность…
Он быстро взял себя в руки:
— Небольшая неприятность. Я пролил немного чая на ваш стол. Но к счастью, с ним ничего не случилось.
— Вы меня успокоили! — Она надела шляпку и завязала ленты под подбородком. — Ну вот, теперь мы можем идти, милорд. Я сгораю от желания увидеть коллекцию греческих амфор!
— Конечно, — кивнул Маркус. — А это еще зачем? — Он кивнул на фартук.
— Белый цвет чрезвычайно эффектен, но имеет свои недостатки, — сделала гримаску Ифигиния.
Через полтора часа они стояли в могильной полутьме огромного музейного зала. Весь пол был заставлен обломками статуй, кусками мрамора, разрозненными фрагментами древних построек. Золотистые пылинки танцевали в узком солнечном потоке, лившемся из высокого окна. Глубокая древняя тишина стояла над залом…
Казалось, Ифигиния нисколько не замечает гнетущей атмосферы музея — завернутая в свой огромный фартук, она беззаботно порхала между экспонатами, полная веселого равнодушия к их вековой мрачности.
Ее жизнерадостность так заразительна, подумал Маркус.
Несмотря на то что он в свое время специально изучал наиболее важные особенности классической архитектуры, античность сама по себе никогда особо не интересовала его. Маркус был человеком нового времени. То есть он предпочитал изучение астрономии и возможностей паровых двигателей.
Но сегодня он, к собственному удивлению, вдруг попал под очарование пыльных археологических экспонатов.
Он смотрел на Ифигинию, изучавшую роспись античных ваз… Ей к лицу углубленное созерцание, подумал Маркус. Такой красивой он видел ее лишь однажды — в своих объятиях в галерее Лартмора.
Если бы он не знал всей правды, то мог бы предположить, что тогда она впервые в жизни испытала блаженство в мужских руках.
И тут, безо всякого предупреждения, в нем проснулось желание — горячее, сладостное, почти невыносимое. Маркус был потрясен — и почти возбужден. А самое главное — глубоко разочарован.
Эти внезапные жгучие вспышки страсти посещали его все чаще и с каждым разом становились все сильнее и сильнее. Этим утром он проснулся на рассвете — и понял, что мужество его окаменело, как у мраморной статуи.
А теперь пришел в возбуждение при одном лишь взгляде на Ифигинию, порхающую по музею… Все это было бы очень забавно, если бы не причиняло чертовских неудобств.
Сладостное предвкушение становилось уже почти невыносимым. «Скоро, — решил Маркус. — Очень скоро я буду любить ее…»
Или это произойдет совсем скоро — или он отправится в Бедлам.
Маркус заставил себя сосредоточиться на огромной амфоре, перед которой остановилась Ифигиния.
— Этрусская, как вы думаете?
— Нет! Несомненно, греческая. — Ифигиния перевела взгляд на второй ряд покрытых пылью ваз. — Очень любопытные, не находите? Что за совершенные, изысканные линии!
Какое поучительное сочетание мастерства и интеллекта в росписи!
— Впечатляет, — согласился Маркус, а глаза его скользили по нежной округлости ее груди.
Ифигиния повернула к нему лицо — и поймала жадный взгляд на своем декольте. Щеки ее вспыхнули.
— Вы узнали что-нибудь полезное, милорд?
— О греческих амфорах?
— Конечно. Разве мы не о них говорим?
— Я узнал очень многое, миссис Брайт, но далеко не все.
Ифигиния подарила ему улыбку, какой учитель поощряет способного ученика.
— В вашем характере заложено стремление постоянно желать большего, милорд. Трудно удовлетворить страсти разбуженного интеллекта, не правда ли?
— Совершенно верно. Но к счастью, кое-какие страсти можно утолить, Ифигиния. Для этого необходимы только подходящее место и время.
Беркли — тучный, близорукий поверенный Маркуса — вошел в библиотеку графа без малого четыре пополудни. Он задыхался. Пот градом катился по его круглой лысине.
— Вы посылали за мной, сэр?
— Посылал. — Маркус поднял голову от своих записей. — Благодарю вас за то, что поспешили.
— Не стоит, милорд. — Беркли с облегчением рухнул в кресло, вытащил шелковый носовой платок и промокнул лоб. — Вы же знаете, я всегда к вашим услугам. Чем могу быть полезен?
— Попрошу вас сделать две вещи. Во-первых, выясните все о собственности под названием Брайт-Плейс. Я сам ничего не знаю о нем, но думаю, это одно из новых интересных предприятий.
— Брайт-Плейс находится в Лондоне?
— Не уверен. Полагаю, это может быть и на побережье. — Маркус припомнил рисунок возвышения, на котором стояли дома. — Одно из двух, но скорее всего это владение все-таки расположено в каком-то крупном городе. Я видел эскизы, на них был ряд домов явно городского типа, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Ясно. — Беркли тяжело вздохнул, поправил очки и сделал пометку в своем блокноте.
— Второе — я прошу вас собрать все сведения о некоем мистере Брайте.
Беркли встревоженно взглянул на него поверх очков. Потом вежливо откашлялся.
— Вы подразумеваете покойного мистера Брайта?
— Да.
— Умерший муж известной миссис Ифигинии Брайт с площади Утренней Розы?