— Признаюсь, я не слишком сведуща в вопросах механики и техники… Сама я изучаю классическое искусство и посвящаю ему большую часть своего времени.
— Понятно.
— И тем большее удовольствие доставляет мне сказать вам, милорд, что я поняла большинство принципов механики, изложенных в ваших статьях. Вы пишете очень ясно.
— Благодарю вас.
«Кажется, я слишком поторопился, сказав, что у меня хватит ума противостоять ее лести», — мрачно подумал Маркус. Он был совершенно очарован. Еще ни одна женщина никогда не восхищалась его научными трудами и уж тем более мыслями…
— Вы также написали прелюбопытнейшую статью о технике строительства зданий. Этот вопрос имеет для меня особый интерес. — И Ифигиния пустилась в изложение наиболее важных моментов статьи графа.
Маркус изумленно слушал ее. Откинувшись на черные бархатные подушки, скрестив руки на груди, он изучал лицо Ифигинии, освещенное слабым светом фонаря.
…Что бы он ни ожидал увидеть, окончательно приперев к стенке свою новоиспеченную «любовницу», — он ошибся. Ифигиния Брайт оказалась совсем не такой, какой он представлял ее себе.
Чарльз Трэскотт был не прав, когда метал громы и молнии в адрес разбитной вдовушки, чьи девственно-белые платья воспринимаются как циничная насмешка над чистотой и целомудрием. Каким-то непостижимым образом Ифигинии удавалось выглядеть именно такой — девственно-чистой, ангельски непорочной… Просто поразительно!
Еще более поражало то, что миссис Брайт производила такое впечатление не только своим беленьким платьицем, туфельками и перчатками. Казалось, женщина сама излучает чистоту и невинность.
Было нечто особенное в ее открытом умном взгляде, в мягких нежных губах — нечто, говорившее о достоинстве и добродетели. Ее волосы были цвета гречишного меда… В чем-то Ифигиния казалась яркой и резкой, в чем-то пленительно нежной. Ее никак нельзя было назвать красавицей, но, вне всякого сомнения, Маркус не встречал в своей жизни женщины более интересной.
Волнующая аура женственности окружала Ифигинию Брайт — и ей не нужно было подчеркивать это своим нарядом. Покрой ее платья был на удивление скромен. Еще один мудрый шаг, мысленно одобрил Маркус. Мужское воображение — слишком совершенный инструмент, и, похоже, миссис Брайт прекрасно знала, как с ним обращаться.
Ее небольшие, высокие, изящно-округлые груди не только не выглядывали за корсаж платья, но были почти полностью скрыты белым шелком оборки. Такие груди боятся грубой ласки, подумал Маркус. Они созданы для тонкого ценителя прекрасного, для нежного любовника с хрупкими чувственными пальцами.
Он невольно стиснул в кулак свои сильные грубые пальцы. Природа подарила ему руки крестьянина, но это вовсе не означало, что Маркус не любил касаться прекрасных нежных творений.
Ифигиния была невысокой и хрупкой. Юбки ее белого с высоким поясом платья пышно ниспадали вниз, обрисовывая, несомненно, одну из самых тонких женских талий в Лондоне. Легкий шелк не скрывал волнующей округлости женственных бедер.
Стоит ли удивляться, что она легко покорила лондонское общество. Маркус был очарован. Он не мог вспомнить, интересовала ли его когда-нибудь другая женщина так же, как Ифигиния Брайт.
…Внезапно он почувствовал, что почти возбужден. Он чувствовал сладкую боль проснувшегося желания. Чему удивляться? Прошло уже целых четыре месяца с тех пор, как он последний раз был с женщиной, а предыдущие два дня Ифигиния не шла у него из головы.
Всю дорогу в Лондон Маркус не мог думать ни о чем, кроме как о своей неизвестной любовнице.
В конце концов он должен был признать, что даже если бы занимался поисками новой интересной любовницы, то не нашел бы ничего более подходящего, чем миссис Брайт.
— Прошу прощения, милорд! — спохватилась Ифигиния, очевидно, смущенная тем, что ее пересказ журнальной статьи слишком затянулся. — Я, наверное, наскучила вам. Как будто вы не знаете собственных идей об использовании деревянных опор в фундаментах!
— Пожалуй, нам пора вернуться к основной теме, — спокойно ответил Маркус. — Но сначала скажите мне свой адрес, чтобы я отдал распоряжения кучеру.
Ифигиния поперхнулась:
— Мой адрес?!
— Он был бы весьма полезен, учитывая то обстоятельство, что я собираюсь отвезти вас домой.
— Вы?
— Миссис Брайт, разве вы не заставили общество поверить в наши с вами интимные отношения? Поэтому будет вполне естественным, если я отвезу вас домой после бала.
— Но…
— Все ждут этого, — заверил граф. — И очень удивятся, если я не воспользуюсь своим правом.
— Вы в самом деле уверены, что это будет выглядеть естественно?
— Более чем.
— О! — Ифигиния в задумчивости прикусила нижнюю губу своими ослепительно белыми зубками. Но в конце концов решилась. — Отлично. Я живу в особняке на площади Утренней Розы, номер пять.
Маркус, казалось, живо заинтересовался ее словами.
— Строительство площади Утренней Розы закончено совсем недавно, не правда ли? Архитектор проделал огромную работу, и ему удалось великолепно соединить классический архитектурный стиль с привычным дизайном, одновременно практичным и как нельзя более соответствующим нашему английскому климату. Особняки в этом районе были построены и распроданы очень быстро, если я не ошибаюсь.
Ифигиния казалась удивленной.
— Вы превосходно осведомлены, милорд.
— Этот проект заинтересовал меня прежде всего тем, что оказался весьма прибыльным. — Маркус приподнялся и постучал в слуховое окошко на крыше экипажа. — Огромное число инвестиций в такого рода предприятия неизменно убыточны. Я знавал очень многих людей, полностью разорившихся на таких проектах.
Окошко приоткрылось.
— Да, милорд, — отозвался кучер.
— Площадь Утренней Розы, Динкс. Номер пять.
— Отлично, милорд. — Динкс отпустил раму, и она со стуком закрылась.
Маркус вернулся на свое место.
— Пожалуй, пришло время выслушать ваши объяснения, миссис Брайт.
— Да, разумеется. — Ифигиния расправила плечи. — С чего же мне начать? Наверное, прежде всего я должна сказать вам, какое огромное облегчение испытала, увидев вас живым и невредимым, милорд.
Маркус изучал ее лицо сквозь полуопущенные веки.
— Вы произнесли нечто подобное в зале Фенвиков. Разве у вас имелись какие-то сомнения на сей счет?
— О, безусловно! Даже больше чем сомнения! Понимаете, милорд, мы были уверены, что вы убиты.
— Убит?! — На какое-то мгновение Маркус подумал, что имеет дело с сумасшедшей.
— Вот именно, милорд, убиты. Поэтому-то я и отважилась на сей дерзкий шаг и притворилась вашей любовницей.
— И кто же, по вашему мнению, виновен в моем убийстве? — холодно поинтересовался Маркус. — Еще кто-нибудь из ваших «близких» друзей?
Ифигиния испуганно округлила глаза:
— Нет, конечно же, нет, милорд! О Господи, как все запутано! Уверяю вас, у меня нет друзей, которым может прийти в голову сама мысль об убийстве!
— Вы меня очень успокоили.
— Тетушка Зоя по натуре склонна к мелодраматическим эффектам, а кузина Амелия временами бывает очень мрачной, но я могу поручиться в том, что они никогда никого не убивали!
— Поверю вам на слово, миссис Брайт.
Она вздохнула:
— Видимо, сейчас вы совершенно сбиты с толку, милорд.
— Постараюсь разобраться. Надеюсь, мой мощный ум не подведет меня и на этот раз.
Ифигиния подарила ему сияющую одобрительную улыбку:
— Вы отлично держитесь в столь необычных обстоятельствах, милорд.
— Я прихожу к такому же выводу.
Она вздрогнула от его ледяного сарказма.
— Да… Да, конечно… Так вот, чтобы покончить с этим… Мы были уверены, что вымогатель убил вас, понимаете?
— Вымогатель? Это звучит еще более абсурдно. Какой вымогатель?
Ифигиния не сразу нашлась что ответить.
— Вы хотите сказать, вас никто не шантажировал?
Маркус почувствовал легкое раздражение.
— Неужели я похож на человека, который способен заплатить вымогателю, миссис Брайт?!