Он оглянулся, размышляя где бы пристроить записку так, чтобы Маргарита заметила и, не найдя ничего лучшего, положил рядом с ней на свою подушку. Потом тихо вышел из спальни, прикрыл дверь, спустился по винтовой лестнице в холл и, стоя перед окном, стал наговаривать сообщение. Он не мог собраться с мыслями, путался, в результате пришлось переписывать текст трижды.
— Малыш… я постараюсь вернуться пораньше, но не уверен, что получится. Звони мне в офис. Городской телефон есть на кухне и в помещении охранника. Охранника зовут Игорь. Если захочешь, он отвезёт тебя в магазин или пообедать куда-нибудь, только не ешь в кафе на побережье, лучше всё-таки дома приготовь. Кухня более или менее оборудована, там есть даже посуда, посмотри во встроенном шкафу. Плита электрическая, она работает. Так…что ещё… Я оставляю тебе кредитную карту и шифр. Игорь знает где есть банкомат, чтобы снять деньги, если захочешь купить что-нибудь вроде телевизора или там, что тебе нужно на первый случай. А, да! Совсем забыл! В шестнадцать часов приедет Питер — это мой компаньон и друг, он привезёт тебе документы на дом, там надо подписать договор и ещё бумаги, он тебе объяснит сам. Вроде всё… нет, вот ещё. На кухне лежат каталоги — посмотри, что ты хочешь для дома, надо хотя бы спальню устроить и гостиную, о кабинете я подумаю сам. Желательно не красное и не желтое — это я про интерьер, и не фиолетовое, сиреневое тоже не надо, остальные цвета по твоему желанию. Хорошо бы зелёный, но как ты захочешь. Вот…ну… я… я позвоню…пока… Я люблю тебя… А! Вот ещё, не открывай никому, охрана охраной, но всё же пользуйся интеркомом, система работает, пульты есть во всех комнатах. Теперь точно всё».
Виктор выключил диктофон и положил его на подоконник рядом с кредитной картой и запиской с шифром. Он представления не имел, что будет делать Маргарита одна в пустом доме. Целый день…
Кроме разрозненной кухни и надувной кровати в спальне в коттедже ничего не было для нормальной жизни. Но это их общий дом.
— Ничего, устроимся как-нибудь, — сказал сам себе Вяземский, мыслями он был уже в дороге и в офисе, но радость утра, надежды жила в нем. Вяземский вывел машину из гаража, но вернулся в дом и ещё раз зашел в холл, там рядом с диктофоном он поставил фотографию, которую взял из квартиры на Фонтанке и все возил с собой в машине. Рита в Петергофе, на берегу, еще девочка лет пятнадцати, в длинном растянутом свитере сидела на камне посреди воды, как Алёнушка на картине Васнецова…
И уже больше нигде не задерживаясь, Вяземский пошел к гаражу, сел в “Круизер”, вырулил на подъездную аллею, притормозил у поста охраны, дал указания Игорю и уехал в город.
Постепенно Виктор понял, что совершает одну и ту же ошибку, подменяя мысли, поступки Риты, мотивы этих поступков своими представлениями. Он пытался думать за неё и сердился на эти синтезированные мысли, которые к ней не имели никакого отношения.
Она тоже иногда делала так, представляя на его месте другого мужчину, от которого ушла…
“Вероятно представляла”, — оборвал себя Виктор в самом начале цепи рассуждений. В конце цепи была его очередная, надуманная за последние четверть часа, обида. А Вяземский хотел мира и согласия.
Нет, так не пойдёт. Так они не уживутся, или превратят жизнь свою в стоячее болото отчуждения, замалчивания, покорности обстоятельствам, глупого ожидания, что когда-то всё переменится. Изредка эту болотную среду станут возмущать объяснения и ссоры со слезами, примирениями и снова молчание души.
Это у него уже было, он подозревал, что было и у неё, она иногда бросала несколько фраз, из которых Вяземский мог заключить, что за жизнь вела Маргарита и от чего бежала.
Повторения он не хотел ни для неё, ни для себя. А значит, должен был иначе построить их жизнь. Заново. Как этот дом. Когда они вошли сюда, он был пуст, нетронут. Ничего из прошлого, никаких вещей, ни воспоминаний, ни ассоциаций. Только белые стены.
Когда они встретились в шестимиллионном городе, между ними также не было ничего. Судьба давала им шанс достичь гармонии.
Он вздохнул и осмотрелся. Постепенно дом приобретал вид ИХ дома. И он совершенно не был похож на то, что Вяземский представлял себе в начале, когда арендовал недвижимость.
Вместе с тем, мечты Виктора об идеальном жилье зримо воплощались. Маргарита выбрала английский стиль. Теперь Вяземский даже и не думал, что дом их мог бы выглядеть как-то иначе. Он именно такой хотел. О таком мечтал. Но, Боже, как они сначала перессорились из-за паркета, из-за спальни и библиотеки.
В тот день он был в офисе, а она ждала рабочих дома, и общалась с Виктором по Интернету.
Вяземский пытался и не мог ей объяснить, чего он хочет. Она пререкалась, спорила, критиковала его рисунки, в конце концов он разозлился и она тоже. И только когда она показала ему картинки, которые нашла в сети, он понял, что это как раз то. То самое что представлялось ему в воображении.
Библиотека…кожаный диван, необычные кресла, чем-то похожие не средневековые из-за деревянных полукруглых спинок, дубовые панели и стеллажи, интимность, покой, достоинство и простота.
Виктор был сразу и навсегда восхищен этим интерьером, а также и всеми другими, которые она показала ему.
Молчанием, как бы по обоюдному договору, они обошли только детскую. Для этого ещё будет время…
И вот, дом стал превращаться в продолжение их внутреннего мира. Не только из-за английского стиля, хотя флёр времени, через который смотрелись интерьеры, несомненно имел значение, но всё же не это было главным. Отстраненность определялась не креслами, диванами, коврами, светильниками, резными перилами, каминами и панелями стен. Стремление хозяев отделиться от внешнего и сосредоточиться на себе читалось во всем. Все здесь подчинялось одному — их близости, которая возникла с той минуты, как Рита и Виктор прикоснулись друг к другу в тесноте автобуса.
Они тянулись друг к другу. Это могло быть мимолётное прикосновение или только взгляд, или объятие, или переплетение тел в ночной тишине… они не просто хотели быть вместе рядом — они хотели быть одним. И Дом соединял их. Он давал им возможность сочетать два внутренних мира и привести это соединение к идеальной гармонии.
Виктор теперь торопился домой… он стремился не просто увидеть Риту, а увидеть ее в этих стенах, в этом особом месте.
Он понял, что хочет создать для неё не золотую клетку, где она, ни в чём не нуждаясь, станет тосковать по воле, а нечто другое…он искал определение и пока не находил. Так же, как она делала зримыми его мечты — он хотел воплотить и то, о чём мечтала Рита, но это было не просто.
Она смотрела внутрь себя и через себя на мир. Чтобы понять, о чём она мечтает, надо было открыть ее душу. Открыть не насильно, но с её согласия. Осторожно и бережно, залечивая прежние ссадины и царапины, стирая следы, оставленные прошлым.
Как в день их первого свидания Виктор остановился у цветочного магазина и купил розы. Белые, похожие на стены их дома. Она ждала и сбежала вниз, и обняла его молча…
Рита приготовила ужин, накрыла на стол. И, как будто смущалась спросить, нравится ли ему, рад ли он видеть её и то, что она сделала для него, а он не знал как сказать, что рад.
Они сидели на кухне, говорили о саде, но он думал совсем о другом. Он смотрел на неё. В её широко открытые удивленные и настороженные глаза.
Да, она ждала… ей было не всё равно — придёт он в восемь, в одиннадцать или в час ночи. И он всё больше верил, что это не сон и так же будет завтра и послезавтра, и через год. Она будет ждать его, а он — торопиться домой.