Выбрать главу

Виктор посмотрел на часы, которые так и не снял, он ещё и не переоделся после концерта. А ведь уже поздно. Вяземский вспомнил, что как выключил телефон в концертном зале, так и не включил его. Забеспокоился. Что если она звонила? Он снял с пояса аппарат, взглянул на входящие. Нет ничего. Наверно Рита ждала его в онлайн. Он прошел в смежную комнату, там на столе был открыт ноутбук. Виктор проверил мейл и увидел письмо. Неожиданная радость — Рита всё-таки написала.

С волнением ждал он, когда откроется текст, и вот строчки появились на экране. Письмо было коротким, скорее деловым. Маргарита сообщала, что уезжает в Москву на презентацию фирмы своего знакомого. Виктор знал — это тот самый человек, который был с ней до их встречи, его звали Александр, Рита много рассказывала как жила с ним, жаловалась, что плохо. И вот, она едет к нему. Объясняла, что он очень просил её, обещал не выходить за рамки дружбы, что ему нужна её поддержка, что ей жаль его и она не может отказать.

Ревность подавила все чувства Виктора. Он выключил компьютер, сейчас не мог ни говорить по скайпу, ни ответить на её письмо. Он понимал, что никаких условий «оставаться в рамках дружбы» её бывший любовник не сдержит. Впрочем, она всегда называла его «мой первый муж», они прожили вместе года три. В памяти Виктора стали всплывать все те подробности, в которые Рита его щедро посвящала. Но тогда она была с ним, Виктор хоть и ревновал, но к прошлому. А сейчас неумолимое настоящее говорило ему, что раз она по первому зову кинулась к своему бывшему другу, значит ей не слишком хорошо было в том доме, что Виктор построил для неё. Она едет в Москву… потому что «не может отказать». Интересно, а в чём ещё она не откажет ему?

Неделя прошла как в тумане.

Маргарита позвонила ему из поезда и потом ещё раз с вокзала уже из Москвы, сообщила, что благополучно доехала, сказала, чтобы он не волновался и просила дать ей возможность разобраться в себе, не звонить, не писать. Она сказала, что объявится сама, а сейчас хочет побыть одна. Виктор исполнил её просьбу. Через два дня Рита прислала ему несколько фото, у Кремля на Красной площади, ещё где-то на улицах Москвы, вероятно фотографии сделал тот человек, с кем она была.

Прошла ещё неделя, и ещё. Потом Виктор вернулся домой в Петербург. Известий от Маргариты так и не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он мог бы поехать в Москву, найти её, уговорить вернуться домой. Но какое-то безразличие овладело им. Он знал, что она вернётся, что это ещё не конец, но знал также, что однажды она уйдёт насовсем.

Нарушая слово он несколько раз писал ей на мейл, она оставляла его письма без ответа, а может быть удалила этот ящик и не получила их.

Тогда он написал ей на бумаге.

«Здравствуй, Малыш…»

А потом долго сидел, курил и смотрел перед собой. Он не различал листа, на котором сквозь дым проступали и опять исчезали эти слова, мыслями был далеко.

И всё же он должен написать ей сейчас, а не потом, когда она уйдёт. Виктор не мог смириться с прощальным письмом. Сейчас ещё не было сказано последних слов, и без них понятно: надежды рухнули, ничего впереди. Но уверенности в том, что Маргарита больше не с ним — еще нет

Виктор положил трубку в глиняную пепельницу и начал писать дальше.

«Опять пишу тебе. Ты не отвечаешь на мейл и на мои звонки. Я пишу тебе на бумаге — так оно будет надежнее.

Много раз пропадали важные слова, потому что я не успевал сказать их тебе. А надо было. Случается, они придут и остаются какое-то время во мне, но пока собираюсь записать, думаю вот сейчас сяду спокойно, сосредоточусь и… а уже всё не то.

Было ли всё, что я делал для тебя «не то»? Не знаю, но попытаюсь понять.

Стерпи мой ужасный почерк и прочти это. Я обещал не писать, но не смог выполнить обещанное, прошел почти месяц и я не знаю где ты.

Я много думал о тебе всё это время, и я думал о том, что моя любовь к тебе, вероятно, совсем не то что ты хотела найти.

Но я люблю тебя. Как бы мне хотелось забыть обо всём, что происходит. И чтобы была только осень и море, дом облицованный серым камнем, а весь внешний мир — за трёхметровым забором. Где-то там…и не мешает нам.

Возможно это путь к безумию. Это разделение мира на две части — в одной из которых ты и я, а в другой весь мир. Но тебе не нужен только я, тебе нужен и мир.

Не знаю осталась ли ты сейчас с тем человеком, к которому ушла, и стало ли тебе хуже, чем когда вы расстались в первый раз, если вы уже снова не вместе.

Наверно ты чего-то не поняла, что-то захотела доказать самой себе, раз решилась на такой шаг, как вернуться к нему и перепроверить. У тебя был путь — больше не встречаться с ним и жить с сомнениями, что не всё кончено, что ты зависима от ваших отношений, или встретиться и понять, что ты свободна. Ничем больше я не могу объяснить, что ты вернулась к нему.

За свободу приходится дорого платить, ты выбрала второй путь. Ценой за это был наш дом. Может и не слишком высокой ценой на твой взгляд, но сейчас я не о том. Я знаю, что тебе сейчас больно и нехорошо, но это пройдёт. Время, как прибой смоет с твоей души следы этой боли. Ты не будешь мучиться этим всю жизнь, лишь какое-то время.

Говоришь, что ты пожалела его, не смогла отказать. Я понимаю. Ты — человек, в тебе сердце человека, оно жалеет и сострадает, и никуда от этого не деться. Ты приехала к нему, а потом…потом тело подвело тебя, ведь так? И тоже потому, что ты —,человек. Я не осуждаю. Если ты вернёшься, то не стану упрекать ни одним словом. У меня нет на это права.

Однажды ты проснёшься совершенно свободной. Ты смелая девочка и не побоялась пойти и посмотреть в глаза человеку, который столько лет был тебе дорог, а потом стал чужим. Могу с уверенностью сказать, что он просил и даже умолял тебя вернуться. И это не потому, что я такой умный Гуру, просто это закон жизни и никому от него не уйти. Звёзды кажутся нам драгоценными лишь потому, что они недосягаемы, а если они лежат в кармане пиджака, то и цена у них, как у придорожных камней.

Ты изменилась. Я достаточно видел твоих фотографий, чтобы понять, что это не просто скованность перед объективом. Ты была с тем, с кем была, но сердцем уже не с ним. И ты не притворялась, не скрывала за весёлостью сожаление, или может жалость к нему, невозможность возврата к прошлому.

Однажды так же посмотришь ты и на меня.

Все мужчины одинаковы. И я не буду скрывать, что когда вижу твою радость с другим, то хочу сказать обидное, уязвить, замутить её. Но не в этот раз. Да ты была с другим, и я ревновал тебя, и всё-таки сейчас я говорю с тобой с глубокой нежностью. На расстоянии многое видится яснее.

Я говорю с тобой не для того, чтобы ты жалела и меня. Да и зачем жалеть? Ведь я был с тобой счастлив. Странно, ты не ушла ещё, а я пишу «был».

Легче лёгкого сказать: «будь моей всегда». Скажи я так — и ты вернёшься, я знаю, ты ведь вернешься. И останешься, даже встретив настоящую реальную любовь, вернёшься из жалости ко мне. Легко опутать тебя цепью сострадания, но я не говорю так, потому что знаю — любовь требует свободы. Она должна владеть всем без остатка. А был ли я весь твой? Наверно, нет и не буду.

Если я позволю хотя бы и малой части тебя остаться со мной, твоё счастье будет неполным. Между тобой и тем, кого ты полюбишь, будет лежать бездна нашего с тобой мира, наш дом у моря…

Чтобы дать тебе свободу, я должен уничтожить его, разрушить, стереть все следы с твоей души. Если ты скажешь, что время пришло — я сделаю это, клянусь. Что у меня останется после — не знаю. Может быть воспоминания, может быть ничего, пустота. Я приму только те воспоминания, которые сохранят тепло и жизнь дней, что мы провели вместе, а мёртвый пепел прошлого мне не нужен. И тогда я не смогу вспомнить тебя. И даже тот образ, что я создал в своём воображении, уже будет не ты. Та часть меня, которая принадлежит и всегда будет принадлежать тебе, умрёт. Перестанет быть. Буду другой я. Не твой.