— Он создал свой мир! Особый. А представления о Свете и Тьме есть во всех религиях.
— Ну да…и новые расы, к которым теперь причисляют себя некоторые люди с неадекватной фантазией, и никому не нужный язык, который зачем-то учат сотни подростков. Но сколько бы вы меня не убеждали, что чёрное — это белое, я всё равно скажу вам, что никаких назгулов в Британии не было, так же как и хоббитов. Не было ничего похожего на Шер, а если представители нездешнего народца и жили в холмах, то это были не родственники Фродо Беггинса или как его там… И дикая охота, и армия мёртвых, и оживший лес, о котором мы читаем в Макбете — всё это было не так, как описал ваш Толкин!
Ника только вздохнула, покачала головой и снова взялась за книгу. Из этого молчаливого осуждения Виктор понял, что в её глазах он совершенно безнадёжен.
Повисло неловкое молчание. Мерный стук колёс, приглушенные голоса и смех в соседнем купе только усугубляли досадное отчуждение, которое вдруг возникло между ними.
Вяземский понял, что задел её гораздо больше, чем она показывает.
— Извините Ника, я не хотел касаться ничего личного….
— Это не личное. В двух словах не объяснишь, — она больше не поднимала глаз от книги.
— А в трёх? — попробовал пошутить Виктор.
Она даже не улыбнулась, значит обиделась по-настоящему.
— И в трёх не объяснишь. Даже если бы я захотела, и то не смогла бы, — она всё же посмотрела на него, в её взгляде не было ни обиды, ни осуждения, скорее сожаление, — наверно это трудно понять, а ещё труднее поверить, что такие книги, как Властелин Колец, могут изменить жизнь человека, дать ему надежду.
— Надежду, — повторил Виктор и надолго замолчал.
Он думал о том, что и в самом деле многого не понимает, а берётся судить. И что в одной и той же книге, картине, музыкальном произведении, ландшафте и даже виде из окна разные люди находят каждый своё — кто печаль и разочарование, кто покой и надежду.
Ника всё читала. Виктору хотелось расспросить её куда она едет. Живёт ли в Питере или в Москве, скорее, что в Москве, раз не знает как проехать от вокзала на Васильевский остров, а если в Москве, то надолго ли в Питер и зачем. Но он молчал. За окном давно стемнело и в чернильно-чёрном блестящем квадрате виднелись только цепочки светящихся точек, когда скорый пересекал магистрали или проносился мимо отдалённых городов. Если же они проезжали станцию, то пятна света и темноты сменялись, плыли по стенам и потолку купе, а фонари за окном мелькали, похожие на крупные белёсые шары.
Несколько раз поезд останавливался на пять минут, потом опять набирал скорость и летел вперёд в непроглядной октябрьской ночи. Если бы Виктор вёл машину, то он был бы занят дорогой. Шум мотора и послушный рукам слаженный механизм автомобиля всегда успокаивали его, отвлекали от дурных мыслей. За рулём всё уходило в сторону, оставалась только освещенная фарами дорога, которая ложилась под колеса, да обочина, которая убегала назад.
В поезде Виктор чувствовал себя иначе, он не был отделён от мира и защищён салоном автомобиля, не был хозяином дороги и скорости. Здесь он подчинялся тому движению, что ему задали, тому ритму, тем звукам. Стук колёс напоминал далёкое прошлое и будил в душе беспокойство, неопределенное стремление…куда? Виктор и сам не знал.
В жизни его не происходило и не должно было произойти никаких перемен. Всё двигалось по расписанию, как этот скорый. И неумолимо приближалось к конечной остановке.
Вяземскому стало тоскливо. В Петербурге его никто не ждал. И чем ближе он подъезжал, тем сильнее давила на грудь эта необъяснимая тоска.
Виктор открыл ноутбук, нашел свои музыкальные файлы и надел наушники, потом выбрал музыку Грига и уселся поглубже так, чтобы можно было прислониться к стене купе. Он бы и лёг, но чувствовал себя неловко, тем более, что пришлось бы лезть на верхнюю полку, беспокоить Нику, а она углубилась в чтение.
Спать он не хотел, но тянуло отдохнуть, закрыть глаза. В наушниках он не слышал гулкого перестука колёс, теперь только покачивание вагона напоминало ему о движении поезда. Ещё раз они остановились надолго, может быть, пропускали встречный на стрелке, а может, по расписанию.
Как поехали дальше Виктор уже не почувствовал, незаметно для себя он задремал.
В наушниках нон стопом всё повторялась «Последняя весна» Грига. Начали возникать какие-то неясные образы. Море…
Проснулся Виктор от лёгкого прикосновения к плечу, открыл глаза и в первый момент не мог сообразить, где он. Потом вспомнил — поезд…
Вяземский снял наушники, тряхнул головой, прогоняя остатки сна.
Оказывается, разбудила его Вероника.
— У вас мобильный звонит, — сказала она.
— Уже не звонит, — улыбнулся он, посмотрел на входящий номер и улыбка его угасла, а губы плотно сжались.
Вероятно, он изменился в лице, потому что Ника осторожно присела на край скамьи и с тревогой смотрела на него.
— Что-то случилось?
— Нет…ничего, — медленно произнёс он, ощущая знакомую тяжесть в сердце, — ничего. Спасибо что разбудили.
На дисплее мобильного отобразился номер, который Вяземский так мучительно хотел увидеть. Несколько лет назад… Зачем же теперь? Когда он смирился, перестал ждать, успокоился…
Виктор не замечал, что наушники выдернулись из порта и музыка продолжает звучать. Когда заметил и хотел выключить Вероника попросила.
— Нет, пожалуйста оставьте, так чудесно. Что это?
— Эдвард Григ, — отстраненно отвечал Виктор.
Мысли его заметались, он ощутил страх. Страх зверя, который уже привык к покою, но слишком хорошо помнит о перенесённой боли. Нет, не надо… он не хотел ничего этого, повторения и новых страданий. Душа умерла год назад и нечему было умирать снова.
Следом за звонком пришло СМС сообщение.
«Возвращаюсь домой. Рита.»
Виктор подвинул ноут к Нике.
— Там есть ещё другие вещи Грига, если хотите послушайте. Я выйду, покурю…
Он смотрел на неё и не видел, зато она видела его глаза…
— Вы уверены что всё хорошо?
— Да… всё хорошо…спасибо… — отвечал он.
Виктор вышел из купе. Рядом с ноутом он оставил и мобильный с незакрытым сообщением, и Вероника могла бы прочесть то, что там было написано, но нажала на сброс. Она не хотела знать чужих тайн. Что бы там ни было — это расстроило Виктора, Ника заметила, как дрогнули его губы и как глубокая складка залегла между бровей, а глаза — в них отразилась боль. Но девушка тут же сказала себе, что нельзя лезть в душу незнакомого человека со своим участием. Мало ли что у него, может, он не хочет говорить про это. Скорее всего не хочет.
Она стала слушать с удовольствием. Ей понравился задумчивый певучий Григ, он напомнил долгие вечерние сумерки. Вероника хотела ещё раз повторить особенно красивую мелодию и нечаянно кликнула мышкой на какой-то файл. Это было письмо, Вероника машинально скользнула глазами по первым строчкам. Такого она никак не ожидала увидеть и не смогла заставить себя не читать.
«Милорд супруг мой, — прочла она, — вот уже две луны не имели мы известий о вас. С тех пор как вы отправились по Стезе Господней в ваших владениях всё спокойно. Ваши молитвы и милость Господа нашего хранят нас…»
Замок купе щёлкнул, Виктор вошел и сел на прежнее место.
— А… вот телефон, а я ищу его по карманам.
Вероника всё смотрела в его лицо, но теперь он опять выглядел непроницаемо спокойным.
— Я открыла какой то файл, извините, — сразу сказала она.
Ей очень хотелось спросить, что это было за письмо и кто та женщина, которая писала его, но она постеснялась. И потом — сейчас не время. Ника хорошо понимала, что хоть Виктор и выглядит спокойным, но не мог он так быстро выкинуть из головы неприятное сообщение.