Радостное чувство не проходило, и я все поняла. Вот, оказывается, в чем дело: мне больше не надо ходить на эту работу. Никогда больше не слышать Витькиного мата, вообще не видеть его мерзкой физиономии, не трястись, что он психанет и рявкнет мне, как Диме:
— Ты у нас больше не работаешь!
Эту работу я потеряла. Вряд ли смогу найти такую же хорошо оплачиваемую, но, честное слово, ни капли не жалею. Теперь я могу разговаривать нормальным языком, успокоиться, наконец, и не быть вечно на нервах, потому что у Вити такие принципы — даже когда все хорошо, вздрючивать персонал так, на всякий случай. И, господи, как же мне надоели запчасти для иномарок!
Борька во сне обиженно зачмокал губами, я повернулась к нему: все понятно, я по привычке натянула одеяло на себя, и он замерз. Обиженный. Он стал очень похож на Лешку, я пощекотала его перышком, которое вылезло из подушки, он чихнул и… Оказывается, этот паршивец давно уже не спал, а притворялся.
О повестке к следователю я вспомнила часов в одиннадцать, когда случайно посмотрела на часы. Мы вскочили как сумасшедшие, наскоро выпили кофе, и я кое-как привела себя в порядок. Хорошо, что Борька явился ко мне не пешком, а на машине, и, кстати, надо будет еще разобраться, как это та жена оставила ему машину. Насколько я представляю ее характер, Борька должен был уйти от нее в той самой одежде, в которой пришел два года назад, если только она не выбросила это старье.
К следователю Мельникову я опоздала на десять минут. Он ждал меня, укоризненно поблескивая очками.
— Извините, — я хотела наврать, что задержалась на работе, но вдруг он звонил на работу и ему там сказали, что в этой фирме я больше не работаю. Так что я решила поменьше говорить и побольше слушать и запоминать, как мне советовал Борька по дороге.
— Садитесь, пожалуйста, — он сухо кивнул на стул.
Пока он задавал всякие дежурные вопросы, я приглядывалась к нему. Такой интеллигентный очкарик, говорит вежливо, тихим голосом. Следователь мне не понравился, по-моему, я ему тоже.
— Значит, вы, гражданка Родионова, утверждаете, что последний раз видели потерпевшую Миронову В. Ю. в понедельник в районе часа дня?
— Да, конечно.
— А как же получилось, что вы с ней разминулись?
Я хотела сказать, что все уже рассказала операм, которые приезжали в нашу фирму, но Борька велел не спорить со следователем и повторять все хоть по десять раз, если он велит, только стараться не путаться в показаниях. Поэтому я еще раз повторила всю историю с троллейбусом и коленкой.
— Х-м, ну и как сейчас ваша нога?
— Спасибо, лучше, — невозмутимо ответила я.
— А почему вы не обратились в травмпункт? Ну, милый мой, если я с каждой ссадиной буду по травмпунктам бегать да по очередям там сидеть, то когда же работать? Поэтому я спокойно сказала этому следователю Мельникову, что перед ним раздеваться, конечно, не буду, но если есть у них тут врач или на худой конец медсестра, то я им могу колено свое показать, и они убедятся, что ушиб там был ой какой здоровый! Следователь промолчал.
— Продолжайте. Значит, когда вы приехали на ту остановку?..
— Там никого не было.
— И вы этому не удивились?
— Удивилась, но решила, что Лера пошла домой.
— И вы пошли к ней домой?
— Да, но сначала позвонила нашему приятелю, чтобы узнать ее адрес.
Не надо было впутывать сюда Антона, но я уже рассказала про него операм в прошлый раз, так что пришлось и теперь не отступать от ранее сказанного.
— А почему, чтобы узнать адрес, вы позвонили ему, а не на работу?
Не позвонила я на работу, потому что там вовсю шуровала налоговая, но следователь-то думал, что я про налоговую ничего не знала, поэтому я довольно натурально смутилась и сказала:
— Ну, понимаете, не хотелось перед директором такой растяпой себя выставить, он бы ругаться начал.
— А почему же она, Миронова, не подождала вас на остановке, если знала, что вы ее адреса не знаете?
— Этого я вам сказать не могу.
— А какие вообще у вас с ней были отношения? Дружеские?
— Ну, подругами мы не были, разница в возрасте у нас большая, почти двенадцать лет, а так нормальные были отношения, служебные.
— Продолжайте.
— Значит, поднялась я на четвертый этаж, позвонила в квартиру.
— По дороге никого не встретили?
— Нет, никого. Открыл дверь Лерин муж.
— А с чего вы взяли, что это ее муж, если раньше его никогда не видели?
— Он так сказал, и потом в ее квартире, в домашнем виде… Он удивился, сказал, что Лера не приходила, подождать не предложил, я и пошла себе.
— А как он выглядел, был ли взволнован?
— Да нет, обычно выглядел.
— А в квартире вы ничего необычного не заметили?
— Да я в квартире-то и не была, только постояла в прихожей.
— А почему он не предложил вам подождать?
— Откуда я знаю? Сказал, что торопится!
— А что было дальше?
Я рассказала ему, как я погуляла вокруг дома, как позвонила Вите, как подождала его, потом мы вдвоем пошли в квартиру к Лериному мужу, но Леры там не было, словом, почти все, как было на самом деле. Борис сказал, что нужно придерживаться одной линии, а чтобы следователь не запутал, стараться врать только по необходимости.
— А потом директор поехал на работу, а я домой.
— Почему?
Я выразительно посмотрела на свои колени.
— Ах да, нога больная. И дома вам больше никто не звонил и вы никому не звонили и ни с кем не встречались?
— Ну почему же, звонил мне и в гости приезжал один человек.
— И кто же это? — он посмотрел на меня, уже предвкушая, как я буду отказываться называть имя и как он будет меня стыдить и пугать, но я с готовностью ответила:
— Мой бывший муж, мы поддерживаем хорошие отношения, он часто меня навещает. Съел? Ну, то-то.
— Еще что-то хотите про бывшего мужа узнать?
— Спасибо, пока не надо. И с мужем потерпевшей Мироновой вы больше никогда не общались?
— Совершенно верно. Он помолчал.
— Скажите, а почему вы вообще в тот понедельник ушли с работы?
— Собирались работать над товарным отчетом, а там все время то поставщики, то еще кто-нибудь, телефон звонит, народ вечно толчется, словом, отвлекают, вот директор нас и отпустил.
— А документы были у кого: у вас или у нее?