— У всего есть цена.
— Ты права, — кивнула она. — Есть. Славу я отослала в аптеку, сама в машине осталась и глаз с гостиницы не сводила, пока его не увидела. С ней. А там меня и накрыло. Я даже не помню, как кинулась через дорогу, добраться побыстрее к нему хотела, чтобы в глотку вцепиться, чтобы морду эту холеную расцарапать, только бы больно ему сделать. Так же, как мне… А он ушел, даже ничего не заметив. Видимо, слишком занят был.
— Вась…
Что говорят в таких случаях?
Слова у меня не находились. Зато в груди жгло, будто эта боль моя была, а не Роговой.
— Переживу, Рит. Жизнь — она ведь умная щучка. Где-то отнимает, где-то прибавляет. Вот тебя мне послала, дала второй шанс. А Дубравин… Да пошел он к черту!
Она пила вино словно чай. Но у меня даже мысли не возникло ее остановить. Васька искала анестезию для души, только жаль, что вместо нее она заработает лишь похмелье и головную боль.
Это была странная ночь. Вне уже родного мне клуба. Вне панциря, куда я сама себя загнала. Вне привычных мне масок.
Ночь обнажения душ.
Ночь откровений.
Ночь сближения.
Ночь, когда я поняла, что дружба не исчезает бесследно. Ее можно разбазарить по глупости и гордости. Можно отвернуться. Но в сердце все равно остается место для того особенного человека, который однажды был подарен тебе судьбой. И сколько бы времени ни прошло, а это место по-прежнему остается за ним.
ГЛАВА 14
— Отличный у тебя парень, — не уставала нахваливать Васька. — Ничего от Глеба не перенял, кроме внешности.
Яга повела Бодьку в садик, а мы вызвали такси и спускались на улицу. Мне надо было разобраться с поставщиками, забрать платье из ателье и встретиться с Грабовским. С Васькой договорились пересечься в том кафе, где и пройдут переговоры с моим конкурентом, только немногим позже.
— Мой характер, моя кровь, — я хотела пошутить, но все равно получилось высказаться с гордостью.
А куда ее деть, если этот когда-то крохотный малыш сразу сумел стать центром моей Вселенной? Даже и думать не хотелось, что всего этого могло и не быть, решись я на аборт тогда…
— Как только машину отремонтируют, Слава тебе ее под подъезд доставит, — сказала подруга. — Должна же я воспользоваться благами богатой жизни, пока еще могу.
Она зашипела и потерла виски.
— Таблетка не помогла? — посочувствовала я, помня, с какой головной болью Васька проснулась после наших ночных посиделок. И хорошо, что я не дала себе уговориться алкоголем, сейчас не страдала похмельем.
— Меня всегда тяжело отпускает, — поделилась подруга. — Еще и мигрень может разыграться. Редкостная дрянь, скажу я тебе, она на меня не так давно напала, но уже дала жару.
— Так зачем же ты пила, если так плохо?
— Забыться, — хмыкнула Васька. — Жаль, не свезло.
— Что дальше делать будешь?
— Не знаю, — пожала плечами она. — Развод? Разборки? Примирение? Черт его знает, Рит. Я столько лет считала наш брак идеальным, а ведь люди оказались правы: хорошее дело браком не назовут.
С этим можно было поспорить, вот с Александром я чувствовала себя как за каменной стеной, но не хотелось. Да и фиктивный союз настоящему рознь. Все же мы с Каминских жили как отец с дочерью, сомневаюсь, что Рогова согласится всего-то на платонические чувства.
— Тогда не спеши с решением, чтобы позже не жалеть.
— Как получится, — сказала Васька. — Ты помнишь? У меня голова горячая. Не знаю, как все это решать буду, но точно уверена: как раньше больше не будет. Дубравин?!
Мы как раз спустились, а возле подъезда нетерпеливо вышагивал народный депутат.
Высокий, статный, импозантный, в деловом костюме — одним словом, красавчик. Он точно со страниц глянца только что сошел. В руках у него был огромный букет алых роз.
— Ну наконец-то! Василиса, — выдохнул мужчина.
— Что ты здесь делаешь? — тут же набычилась подруга. — Выследил, значит?
— А ты думала, я без внимания оставлю тот факт, что моя жена не ночевала дома? — пошел в наступление он, приблизившись вплотную.
— Людей по себе не судят, Дубравин, — усмехнулась Васька, ловко уходя от его хватки. — Хотя наличие у супруга любовницы автоматически развязывает и мне руки. Захочу — могу тоже разнообразить личную жизнь неразборчивыми связями.
— Не смей! — крикнул Иннокентий и тут же поджал губы да заозирался по сторонам. — Не смей даже думать о таком, поняла?