Только вот той влюбленной в него дурочки давно не стало. Странно, что он не учитывал этого.
— Глеб, ты заболел? — спокойным тоном уточнила я.
— С чего бы? — даже растерялся от такой резкой смены темы бывший.
— Ведешь себя, будто с биполяркой. Проверился бы, а? — дала совет я.
— Беспокоишься? — оскалился Вишневский. — Похвально. Значит, не забыла. Ты куда?
Попытка обойти Глеба не увенчалась успехом, он крепко схватил меня за руку.
— Не трогай меня, — вспыхнула я, тут же вырвавшись. Отчаянно захотелось потереть предплечье, чтобы избавиться от ощущения пальцев бывшего на коже. Но я сдержалась. Нельзя было показывать мужчине, что у меня на него настолько острая реакция. Пусть и от ненависти. — Я не знаю, зачем ты явился, Вишневский, и уже даже знать не хочу. Дай пройти и исчезни туда, откуда выполз.
— Так и будешь держать меня на пороге? — Наглость Глеба была непрошибаемой, как и он сам.
— Я тебя вообще не держу.
— Поговорить нужно, Рита. Наедине, — вдруг выдал бывший. — Проведи меня в свой кабинет и налей выпить, будь гостеприимной хозяйкой, Мышка.
— Мне с тобой говорить не о чем, Глеб, — скрипнула зубами я. — Уходи, или мне придется попросить охрану объяснить мои слова доходчивей.
— А как же мой сын? Он наверняка будет рад познакомиться с папочкой, а может, даже и переехать к нему. Чем не тема для разговора, правда?
Глеб прекрасно знал, что его слова меня поразят прямо в цель. И теперь просто стоял да с удовольствием наблюдал за произведенным эффектом.
— У тебя разве есть сын? — Сейчас актриса из меня вышла так себе, даже не на двоечку. Внутри все дрожало от напряжения.
— Хватит придуриваться, Рита, я знаю, что ты не сделала аборт. Твой малец от меня.
— От мужа, — скрипнула зубами я. — Раз ты так прекрасно осведомлен о страницах моей биографии, то должен знать: я была замужем.
— Брюхатой он тебя взял, — хмыкнул Вишневский. — С приплодом. Но спасибо, что не избавился, а дал родить.
Я сжала кулаки. Очень хотелось стереть самодовольную ухмылку бывшего, чтобы умылся кровью, недосчитался зубов, но… я не могла себе этого позволить.
— Это ты у нас умелец по части сбегать от ответственности, Александр был другим.
— Тогда я не готов был взвалить на себя еще одного ребенка, — спокойно сказал Глеб, точно мои ядовитые фразы никоим образом его не касались. — А сейчас…
— А сейчас, значит, отцовский инстинкт вдруг проснулся? — прищурилась я.
От одной мысли, что этот гад приблизится к Богдану, меня передергивало.
— Ты так и собираешься держать меня на улице? — выгнул брови бывший. — Полюбила выяснять отношения при зрителях? Я могу устроить настоящее шоу, если тебе так не хватает острых ощущений.
Через служебный вход посетители не шастали, но вот персонал… Это лишь миф, что днем клуб не работает, подготовка к вечеру все равно идет.
Я поджала губы. Сложно было принять, что в этом Глеб оказался прав. Наш разговор был явно не для чужих ушей. Поэтому пришлось проглотить свое неприятие этого мужчины и провести его в свой кабинет.
Акулов, что встретился нам по дороге, лишних вопросов задавать не стал, но я видела: он срисовал Вишневского чисто профессиональным взглядом. У Сергея было военное прошлое — меня особо не интересовали подробности, что да как, — и привычки оттуда остались.
— Мы одни, как ты и просил, — повернулась я к Глебу, едва мы переступили порог кабинета. — Говори, что хотел?
— Нет, гостеприимной хозяйки из тебя не выйдет, — насмешливо протянул бывший, а потом сам подошел к бару и плеснул себе коньяку. — Ладно, я не гордый, сам за собой поухаживаю.
Я стиснула зубы и присела в кресло, от греха подальше, как говорится. Поухаживать за Глебом хотелось лишь в одном случае: если получится добавить в его стакан яд.
Вишневский вел себя в моем кабинете словно хозяин, всячески демонстрируя мне это: своим поведением, мимикой, тоном голоса. Он явно пытался вывести меня из себя, отчего я вдруг, наоборот, успокоилась, точно дзен познала. Наверное, сработало упрямство, давать бывшему хоть малейший повод для злой радости я точно не собиралась.
Мое терпеливое молчание подтолкнуло Глеба к действию. Как только я перестала суетиться, он вновь сделал ход.
— Я хочу видеться с сыном, — сказал Вишневский.
— Это исключено.
— А разве ты можешь мне запретить? — усмехнулся он.