Саму кровать я взяла в одной из мемориальных комнат, возможно американского колониального периода.
Что я сделала с той самостоятельно смастеренной трубой, так это прикрепила ее проволокой к балкону, чтобы она не кренилась.
Хотя я все еще пользовалась всевозможными устройствами в те дни. И электрическими обогревателями тоже.
Ну и множеством ламп, особенно около холста.
Девятифутовую ярко освещенную Электру, возможно, нарисовала я, если подумать.
Я не задумывалась об этом до сих пор.
Бедная Электра. Каково это, желать смерти собственной матери.
Да и все те люди. Увязнешь во всем этом, если начнешь разбираться.
Ирен Папас была бы эффектной Электрой, однако.
Вообще-то она была эффектной Еленой в «Троянках» Еврипида.
Возможно, я не сказала, что также посмотрела несколько фильмов, пока еще владела устройствами.
Ирен Папас и Кэтрин Хепбёрн в «Троянках» — это один. Мария Каллас в «Медее» — другой.
У мамы все-таки была вставная челюсть, теперь я помню.
Ну, в том стакане возле ее кровати, в последние недели в больнице.
О боже.
Хотя я смутно припоминаю, что проектор, который я принесла в музей, перестал работать уже на третий-четвертый раз, а я не потрудилась его заменить.
Когда я все еще жила в лофте, в самом начале, я натаскала не меньше тридцати переносных радиоприемников и настроила каждый на свою частоту.
Вообще-то они работали от батареек, а не от сети.
Очевидно, что они работали именно так, ведь едва ли я могла научиться справляться с генератором так рано.
Моя тетя Эстер умерла от рака. Хотя Эстер была сестрой отца, если точнее.
Здесь хотя бы всегда есть шум моря.
И прямо в этот самый момент отклеившийся кусок липкой ленты на разбитом окне в соседней комнате издает шуршащий звук из-за моего бриза.
По утрам, когда на листьях капли росы, некоторые из них похожи на драгоценные камни, там, где в них искрятся первые лучи рассвета.
Кошка скребется — вот что, возможно, издает тот звук, а не кусок липкой ленты.
Где же это я читала все те чертовы рассказы вслух?
Я почти уверена, что еще не побывала в Европе, когда носила свои последние наручные часы, если это имеет хоть какое-то значение.
Сомневаюсь, что информация о тринадцати или четырнадцати часах на руке особенно важна.
Ну и еще, в какой-то период, было несколько золотых карманных часов на шнурке на шее.
Вообще-то кто-то носил будильник точно таким же способом в романе, который я когда-то читала.
Я бы сказала, что это было в «Признаниях» Уильяма Гэддиса, вот только вряд ли я читала «Признания» Уильяма Гэддиса.
В любом случае скорее уж я думаю про Таддео Гадди, хотя Таддео Гадди был художником, а не писателем.
Что же я делала с теми часами, интересно знать?
Носила их.
Да. Но на каждых при этом был установлен свой будильник.
Обычно я устанавливала будильники так, чтобы каждый из них звонил в свой час.
Так я делала некоторое время. Весь день каждый час срабатывал то один, то другой будильник.
Вечером я устанавливала все четырнадцать заново. Только теперь так, чтобы они звонили одновременно.
Это, несомненно, было прежде, чем я научилась вставать с рассветом.
Они все равно редко звонили таким образом. Одновременно, я имею в виду.
Даже когда это происходило, можно было привыкнуть ждать тех, которые еще не начали звонить.
Когда я говорю, что они звонили, на самом деле я хочу сказать, что они жужжали — так точнее.
В городе под названием Коринф, в штате Миссисипи, но вовсе не рядом с рекой Миссисипи, припарковав машину на небольшом мосту, я сняла с себя все часы.
Наверное, в Коринфе. Нужен атлас, чтобы развеять сомнения.
Вообще-то в доме есть атлас. Где-то. Возможно, в одной из тех комнат, куда я перестала заходить.
Целый день я сидела в машине и ждала, когда настанет очередь звонить следующим часам.
А затем бросала их в воду. Не знаю, что это был за водоем.
Одни или двое не сработали. Я переустановила их и заснула в машине, а затем избавилась и от них, когда они зазвонили утром.
Звонили точно так же, как все остальные, когда я их выбрасывала.
Если честно, я сделала это в каком-то городе в Пенсильвании. Это был город Литиц, штат Пенсильвания.
Все это происходило немногим раньше того, как я спустила теннисные мячики вниз по Испанской лестнице в Риме, между прочим.
Я нахожу связь между избавлением от часов и сбросом теннисных мячиков по Испанской лестнице, поскольку убеждена, что избавление от часов также произошло прежде, чем я увидела кота, а это тоже случилось, скорее всего, в Риме.