На том столике у кровати моей матери в последние недели лежало крошечное карманное зеркальце.
Ты даже не представляешь себе, как много для меня значит то, что ты художница, Кейт, сказала она однажды вечером.
В этом доме нет художественных принадлежностей.
На самом деле был один холст на стене, когда я приехала. Прямо над и чуть сбоку от того места, где сейчас стоит печатная машинка вообще-то.
На картине этот самый дом, хотя мне понадобилось несколько дней, чтобы это осознать.
Не потому, что это было неадекватное его изображение, но потому, что мне тогда еще не довелось посмотреть на дом с той точки.
Я уже перенесла картину в другую комнату к тому моменту, как узнала его.
И все же я считала, что нарисован этот дом.
Решив, что это так или что так кажется, я не возвращалась в ту комнату, чтобы подтвердить свой вывод.
Я не часто захожу в другие комнаты и поэтому закрыла двери в них.
Ничего странного в том, что я их закрыла, не было. Возможно, я закрыла их лишь потому, что не хотела подметать.
Залетавшие в них листья и тополиный пух.
Эта комната довольно большая. Снаружи есть терраса, окружающая дом с обеих сторон и смотрящая одновременно на лес и на дюны.
Из пяти закрытых дверей две наверху.
Это не считая ванной, где есть зеркало.
Более того, в тех других комнатах тоже могут быть картины. Я могла бы проверить.
В закрытых комнатах нет картин. По крайней мере, в тех трех комнатах, что на первом этаже.
Хотя я только что перенесла картину, изображающую дом.
Приятно иметь на стенах живопись.
В гостиной моей матери, в Бейонне, Нью-Джерси, было несколько моих собственных картин. Две из них были портретами — ее и моего отца.
У меня так и не хватило храбрости спросить ее, не хочет ли она убрать это зеркало.
Однако в один прекрасный день зеркало пропало.
По правде говоря, я редко писала портреты.
Портреты матери и отца теперь находятся в Метрополитен-музее, в одной из главных картинных галерей на втором этаже.
Ну, вообще-то все мои картины сейчас в галереях Метрополитен.
Что я сделала, так это расставила их между холстами постоянной экспозиции, везде, где хватало места.
Некоторые чуть перекрыли те другие, но в основном только в нижнем углу.
Очень вероятно, однако, что мои с тех пор сильно покоробились.
Это оттого, что они столько лет были прислонены к стенам, а не висели на них.
Ну и часть из них даже никогда не имели рам.
Но опять же, когда я говорю о своих картинах, я имею в виду лишь те, что не были проданы, естественно.
Хотя некоторые были на групповых выставках или в аренде.
Одну из них я увидела совершенно случайно в Риме, кстати говоря.
Я даже почти забыла об этом. А еще, в окне муниципальной галереи рядом с виа Витторио-Венето был плакат с моим именем.
Честно говоря, мое внимание сначала привлекло имя Луизы Невельсон. Но все равно.
Сидя в автомобиле с английскими номерами и правым рулем, всего лишь днем спустя, я смотрела, как пьяцца Навона утопает в снегу, что наверняка большая редкость.
На заре эпохи Возрождения, но тоже в Риме, Брунеллески и Донателло бродили по руинам, измеряя их с такой тщательностью, что люди сочли их безумцами.
Но после этого Брунеллески вернулся в родную Флоренцию и создал крупнейший с античных времен купол.
Да, это и было одной из причин, почему тот период назвали Возрождением, разумеется.
Джотто построил прекрасную колокольню рядом с тем собором.
Однажды, когда Джотто попросили представить образец своей работы, он представил круг.
Ну, суть в том, что это был идеальный круг.
И что Джотто начертил его от руки.
Когда умер мой отец, чуть меньше чем через год после матери, я наткнулась на то самое крошечное зеркальце в ящике со старыми фотографиями.
Настоящий снег выпадает в Риме не чаще одного раза за несколько лет, между прочим.
Примерно так же редко Арно выходит из берегов во Флоренции. Впрочем, возможно, никакой связи тут нет.
Хотя не исключено, что Леонардо да Винчи, Андреа дель Сарто или Таддео Гадди за всю жизнь ни разу не видели, как мальчишки играют в снежки.
Если бы они родились позже, то смогли бы увидеть это на картинах Брейгеля, по крайней мере.
Кстати, я склонна верить в историю о Джотто и круге. В некоторые истории приятно верить.
Я также верю, что однажды встретила Уильяма Гэддиса. Он не был похож на итальянца.
Напротив, я не верю ни в единое слово о том, что я написала несколькими строками выше о Леонардо да Винчи, Андреа дель Сарто и Таддео Гадди, которые якобы никогда не видели снега, ведь это просто смешно.