Выбрать главу

Мало того, что вспоминаются факты, неизвестные больше, кажется, никому, так вдобавок вспоминаются еще и такие факты, которые и вовсе непонятно откуда тебе известны.

Хотя, возможно, Тулуз-Лотрек однажды пользовался моей палкой, если уж Архимеду не довелось, поскольку ходил с тростью.

Хотя, с другой стороны, один из римских пап приказал людям сжечь большую часть того, что действительно написала Сапфо.

Несомненно, я лишь вывихнула лодыжку. Хотя она и распухла вдвое против обычного своего размера.

Как знать, возможно, тот человек по имени Т. Э. Шоу был бейсболистом?

И что из сказанного мной сейчас опять навело меня на мысль об Ахиллесе?

Так или иначе, «сейчас» — это, пожалуй, неподходящее слово.

Под этим я подразумеваю то, что я определенно думала об Ахиллесе в тот момент, когда начала строить эту фразу, но уже перестала думать о нем к тому времени, как закончила.

Конечно, такие предложения невольно хочется закончить. Даже если ты сумел показать, что думаешь об одном, ты вообще-то уже начал думать о другом.

Когда я начала писать об Ахиллесе, я в середине фразы подумала вместо него про кота.

Кот, о котором я подумала, сидел у разбитого окна в соседней комнате, которое заклеено липкой лентой, часто шуршащей на ветру.

Иначе говоря, о коте я тоже на самом деле не думала, так как нет никакого кота, кроме как в том смысле, что этот шуршащий звук напоминает мне о нем.

Так же как не было и никаких монет на полу студии Рембрандта, за исключением тех случаев, когда сочетание красок обманывало глаза Рембрандта.

Так же как не было или нет никого у окна на картине, изображающей этот дом.

Если уж на то пошло, нет даже и дома на картине, изображающей этот дом.

К сожалению, некоторые темы, кажется, заходят слишком далеко, желаем мы того или нет.

Хотя, возможно, это как раз и есть предмет той, другой, книги, если подумать. Не исключено, что книга, принятая мной за книгу о бейсболе, в действительности содержит какие-то научные размышления об отсутствии травы там, где люди играли в бейсбол, за исключением тех случаев, когда играющие в бейсбол люди считали, что она там есть.

Также с первых страниц трудно предположить, что «Грозовой перевал» — книга об окнах.

Хотя факт остается фактом: когда-то тут росла вполне реальная трава, которую косили сбоку от этого дома.

В чем легко убедиться, взглянув на все ту же картину.

Хотя, очень вероятно, что сейчас я сама себе противоречу.

Как бы то ни было, липкая лента уже перестала шуршать.

Да и о коте я больше не думаю.

Впрочем, мне, конечно, наверняка пришлось подумать о нем, когда я печатала это предложение, даже если в самом предложении сказано обратное.

Разумеется, невозможно напечатать предложение, в котором утверждается, что ты не думаешь о некой вещи, не задумавшись при этом о той самой вещи, о которой ты якобы не думаешь.

Пожалуй, я только сейчас заметила это. Или что-то очень похожее.

Возможно, мне следует оставить эту тему.

На самом деле все, о чем я думала в связи с Ахиллесом, была его пятка.

Хотя сама я не страдаю какой-либо хромотой, даже если иногда я, возможно, производила такое впечатление.

А между тем сейчас я также задумалась и о самой липкой ленте, ведь я никак не могу вспомнить, чтобы наклеивала ее.

Несомненно, однако, что я это сделала, ведь я вполне отчетливо помню, когда разбилось окно.

О боже, ветер разбил одно из окон в одной из комнат на первом этаже. Я даже помню свою мысль тогда.

Это, должно быть, случилось сразу после того, как я услышала звон стекла, естественно.

И в ветреную ночь.

Однако хоть убейте, я не вспомню, как заклеивала окно.

Более того, я почти уверена, что в этом доме никогда не было клейкой пленки.

Последний раз, насколько помню, я видела какую-либо пленку в тот день, когда съехала на фургоне «фольксваген», полном медикаментов для оказания первой помощи, в Средиземное море.

Между прочим, в фургоне был пленочный магнитофон, хотя это, конечно, никоим образом не связано с той пленкой, о которой я говорю.

Магнитофон в фургоне играл «Времена года» Вивальди.

Даже после того, как я вскарабкалась обратно на набережную, магнитофон продолжал играть. В моей перевернутой вверх тормашками машине, наполнявшейся морской водой.

Кстати говоря, играл он «Троянцев» Берлиоза.

Это меня особенно заинтересовало, надо сказать, ведь незадолго до того я побывала в Гиссарлыке. Некоторое время я сидела на набережной и слушала.