Помню, однажды утром я так же была убеждена, что все семнадцать моих часов исчезли.
Получилось так, что я проснулась в машине рядом с Пон-Нёф в Париже и поняла, что не слышала будильников.
Почему меня разбудило солнце, светящее сквозь лобовое стекло, а не мои семнадцать одновременно звенящих будильников, удивилась я?
Прошло несколько мгновений, прежде чем я вспомнила, что избавилась от часов на совсем другом мосту, чуть раньше, кажется в Бетлехеме, штат Пенсильвания.
Хотя мне представляется интересным, что я почти всегда могу различить периоды, когда я была безумна, и периоды, когда не была, если до этого доходит.
Например, когда я читала некоторые книги вслух, скажем Эсхила и Еврипида в Лувре, что всегда было главным признаком.
Кстати, Лувр находится практически прямо рядом с Пон-Нёф.
Обратное утверждение столь же верно, разумеется.
В любом случае, нет никаких сомнений, что я еще не жила в Лувре тем утром, когда проснулась в машине практически прямо рядом с ним.
Естественно, у меня не было бы никаких причин спать в машине, если бы я уже начала жечь артефакты и картинные рамы в самом музее, что я, безусловно, в конечном итоге стала делать.
Взять, к примеру, раму от «Джоконды» Леонардо, старый лак которой придавал дыму терпкий аромат.
Хотя солнце вообще-то будило меня в автомобилях гораздо чаще, чем тот один раз, честно говоря.
А еще я нередко наблюдала из машин, как садится солнце.
Последнее было особенно актуально в России, конечно же, где я продолжала ехать на запад день за днем.
Почти каждую книгу о древней Трое я читала вслух, если подумать.
Почему-то мне всегда нравилась та часть, где Одиссей притворился сумасшедшим, чтобы его не заставили идти воевать.
Как он притворялся, так это распахивал землю и сеял в нее соль.
Кто-то, однако, очень хитроумно посадил маленького сына Одиссея в одну из борозд, и он, естественно, не стал проходить плугом по своему маленькому сыну.
Тьеполо написал эту картину, если не ошибаюсь. «Безумие Уаисса» — так он ее назвал.
На самом деле я совершенно уверена, что эта картина находится в том же музее, что и «Похищение Елены», хотя и не могу вспомнить, в каком именно.
Возможно, мне следует отметить, что Одиссей и Уаисс — один и тот же человек. По какой-то причине римляне изменили его имя.
Ну, без сомнения, они сделали это по той же причине, по которой испанцы изменили имя Эль Греко. Даже хотя произнести имя Одиссей вроде бы гораздо проще, чем Доменикос Теотокопулос.
«Джоконда» — таково другое название «Моны Лизы », разумеется.
В «Одиссее», ожидая возвращения Улисса, тот самый маленький мальчик отправляется навестить Елену и Менелая в Спарте, а Елена блистает лучезарным величием.
Впрочем, маленький мальчик к тому времени был уже не так мал, ведь прошло десять лет войны и еще десять, пока Одиссей странствовал.
Это, конечно, те самые двадцать лет, в течение которых Пенелопа, как говорят, ткала, если вам в это верится.
Лично я сомневаюсь, что верю хоть единому слову из всего этого.
Пенелопа и Елена были двоюродными сестрами, между прочим.
Чего только нет в голове.
Да, это, конечно, делает ее двоюродной сестрой Клитемнестры тоже, ведь Елена и Клитемнестра были сестрами.
Хотя сейчас я думаю о сцене, в которой Одиссей привязал себя к мачте своего корабля, чтобы слушать пение сирен, но оставаться на месте.
По какой-то причине эта история напоминает мне о чем-то, хотя я не могу вспомнить, о чем именно она мне напоминает.
Телемах — так зовут маленького мальчика, между прочим. Хотя мне кажется, что я упоминала об этом много страниц назад.
Друга, которого оплакивает Ахиллес, зовут Патрокл, о чем, как я совершенно уверена, я, напротив, не говорила.
Моего последнего любовника звали Люсьен. Я также нахожу интересным, что я не написала имени ни одного из моих любовников на этих страницах.
Возможно, эти картины Тьеполо находятся в Эрмитаже, в котором я провела несколько дней перед отъездом домой через Россию в противоположном направлении.
На самом деле они находятся в Милане, где я видела их в тот самый день, когда меня так опечалила «Тайная вечеря».
Где я чаще всего наблюдала закат солнца на том обратном пути, так это, естественно, в зеркале заднего вида.
Что делает их образами закатов, а не закатами как таковыми, если подумать. А левая сторона была правой, или наоборот, хотя, несомненно, это менее очевидно с закатами, чем с записями Микеланджело.
Как бы то ни было, в то время я определенно гораздо больше переживала о том, чтобы не пропустить Анну Каренину.