— В Брайтоне ничего интересного для меня нет, поэтому я скоро поеду в Лондон.
Охота за мужьями — вот что ее интересовало. Себастьян почувствовал больше отвращения при этой мысли, чем когда он узнал о ее сочетании браком с Гоулдингом.
Неожиданно Делия изменила тему разговора и настроение.
— Но теперь у тебя все складывается удачно. Я слышала о тебе повсюду в городе.
— Думаю, мне не на что жаловаться.
— Жаловаться, — произнесла Делия почти в своей старой дружелюбной игривой манере. Она не стала подробно останавливаться на том факте, что теперь они оба свободны, она была слишком горда для этого. Вместо этого она любезно поинтересовалась:
— Был ли ты дома, виделся ли с семьей?
— Нет.
— Они знают, что ты вернулся из Индии?
— Да, я сообщил им, но не получил ответа.
— Странные люди, — сказала она и коснулась его запястья. Это казалось теплым, естественным движением. — Если бы я была твоей матерью, я не могла бы дождаться, когда увижу тебя. А что насчет твоих сестер?
Не думая, он положил свою ладонь на ее руку. Если бы кто-нибудь другой осмелился говорить с ним таким образом, он бы с ним быстро расправился, но Делия была единственная женщина, которой он мог доверять и позволить говорить даже то, чего он не хотел бы слышать. Как и он, она происходила из семьи обедневшей знати, у которой не было ничего, кроме доброго имени; как и он, она давно отправилась в путь по течению, чтобы в полной мере использовать то, что предложит ей жизнь.
— Мои сестры замужем за ирландскими джентри, которые имеют земли в северной территории. У них большие поместья, и они наслаждаются утонченным стилем жизни, а их мужья благороднее, богаче и менее склонны к выпивке, чем всегда были мои родители, даже в пору своей прекрасной юности. Поэтому, естественно, в порядке вещей, мои надменные сестры никогда не общаются с родителями. И, сказать по правде, мои родители не желают общаться со мной.
В ответ на его насмешливый и горький тон Делия крепко пожала его руку.
— Что настроило их против тебя?
Себастьян посмотрел ей в глаза, он всегда знал, что мог рассказать Делии все, что угодно. Она была волнующей смесью, так как обладала острым умом и ласковым нравом, которая поощряла доверие.
Он решил ей признаться, ибо испытывал удовольствие от того, что она была рядом с ним в качестве слушателя, а не судьи. И это держало их в отдалении от обсуждения планов на ближайшее будущее. Ей всегда нравились истории: он расскажет ей такую, в которой прежде никогда не признавался.
— Мои родители сокрушались по поводу всего, что я делал, и всего, чего я стоил — моей учебы, моей военной подготовки, моих друзей. Или, возможно, они просто считали, что я презираю их. Заметь, я всегда понимал, какими жалкими они были как родители, как землевладельцы, как попечители наследства. Но именно в Дублине, когда я заинтересовался политикой, я смог действительно в полной мере понять и оценить их бессилие и позор. Мои родители утверждали, что поддержали Англо-ирландскую унию об Объединении в 1801 году, но что касается какой-либо пользы, которую они могли извлечь от этого, у них не хватило ни твердости характера, ни энергии. Они могли точно так же присоединиться к протесту против объединения, как это сделал я. — Себастьян увидел удивление на лице Делии, но не остановился. Он почувствовал неожиданное облегчение от того, что произнес эти слова. — Они думали — если они вообще думали, — что Уния, ликвидировавшая автономию Ирландии, будет благом, но английская колонизация принесла ирландцам разорение и рабство, и это стало ясным как Божий день сразу же…
Делия отняла свою руку и откинулась на спинку дивана, она была очарована его рассказом и в то же время встревожена.
— Значит, ты стал мятежником?
— Я был студентом. И еще я был влюблен.
Она внимательно посмотрела на него, лицо ее вытянулось.
Себастьян произнес печально:
— Она умерла.
Делия вздрогнула, затем сказала приглушенным голосом:
— Ты стал повстанцем из-за нее?
— Нет. — Это было не совсем правдой. Он следовал за Морин О'Шиа повсюду, как марионетка, и даже теперь, оглядываясь назад, не понимал, как он мог поступить иначе. Она была старше его, красивая и яркая как пламя, и когда она ввела его в свою жизнь, все, что она предлагала ему, было неодолимо. — Нет, в то время это были мои убеждения. Но я в самом деле присоединился к римской церкви из-за нее.
Выражение Делии сразу же изменилось.
— Ты католик? — Когда он кивнул, она взяла его за руку. — Ты католик, как и я. И ты никогда не говорил мне! Грешно скрывать это!