Это была мадам Лоррен – с ней моя мама прощалась в местной часовне. Мадам Лоррен была холодной и неподвижной женщиной в гробу, которую она оплакивала.
– В каком году это было?
Повариха сосредоточенно нахмурилась.
– Думаю… Да, это было в 1929 году, когда бельгиец Деваль выиграл велогонку «Тур де Франс». Моя тетя хотела поехать в Ним и посмотреть на велосипедистов, проезжавших мимо, но тогда она была слишком больна.
Значит, мне было пять лет. Я была достаточно маленькой, чтобы сидеть у матери на коленях; слишком маленькой, чтобы остались ясные воспоминания – только впечатления.
Она взяла меня с собой. Прилетела из Нью-Йорка сюда – на похороны. Как она могла позволить себе такие траты? Тогда мой отец Гарри был еще жив. Вероятно, до его смерти в семье хватало денег. Лишь после того, как она овдовела, наш обед превратился в ломтики хлеба с джемом, а электричество иногда отключали… до тех пор, пока дизайнерские работы Марти не получили признания.
– Кажется, я помню, – сказала я. – Тогда я впервые видела маму плачущей.
– Моя тетя и Анна были очень близки.
Значит, Сара поняла или истолковала кое-что неправильно. Повариха могла кричать и бушевать, но она дружила с моей матерью; они тепло относились друг к другу.
– Пожалуйста… Что еще вы помните о моей матери?
– Немногое. Тогда я тоже была ребенком. Мадемуазель Анна была очень симпатичной, но часто пугалась. Кажется, в Барселоне она была студенткой и попала в неприятную историю. Иногда она говорила о юноше по имени Антонио и плакала о нем. Показывала мне шрамы там, где полицейские били ее.
Шрамы – во множественном числе. Не только один над глазом. Шрамы, которые она от меня скрывала…
– Что за шрамы? Вы помните?
– Над глазом. Другой – на спине, длинный и узкий. Еще маленький на колене. Помню, когда она впервые пришла в гостиницу мсье Селла, тетя Лоррен уложила ее в постель и заставила проспать два дня. Мне не разрешали играть перед ее дверью, чтобы не беспокоить. Думаю, до того, как прийти сюда, она несколько суток спала под мостами, а потом – сидя в плацкартном вагоне.
Я попыталась представить свою мать, эту чопорную и замкнутую женщину, свернувшуюся клубком на холодной шершавой мостовой ради отдыха, пока наверху проезжали грузовики и автомобили.
– Думаю, она оставалась здесь только летом, – сказала я. – Вы знаете, почему она покинула Антиб?
Ветер немного улегся, и его вздыхающие, иногда ревущие звуки, с которыми все мы жили в последние дни, стихли настолько, что можно было говорить нормальным голосом.
– Случились вещи, о которых взрослые не рассказывают детям, – сказала она. – Вы понимаете, что это? Думаю, мужчина. Но главное – ваша мать была несчастной. Она никогда не планировала быть горничной и помогать поварихе. Я помню, как однажды она пыталась учить меня латыни – произносить слова «Галлия разделена на три части»[56]. Она сказала мне, что Галлия – это Франция. Но вчера она была здесь, а завтра – уже нет. Это случилось в конце лета, и мсье Селла был очень недоволен, пытаясь найти замену. Она покинула нас в самом начале сезона.
Повариха взглянула на часы.
– Скоро на завтрак начнут приходить первые клиенты. Мне нужно вернуться к работе. – Она встала. – Я так рада снова встретиться с вами! Вас зовут Алана, правильно? Да, я помню: маленькая Алана. Когда мы увиделись впервые, вы не доставали мне до пояса. Оставайтесь столько, сколько хотите!
Мы обнялись, и она удалилась на кухню. Вскоре оттуда донеслись крики и грохот кастрюль. Похоже, она унаследовала поварской стиль своей тетушки!
Я сидела, одновременно вспоминая и выдумывая, проливая больше света на темные детали истории моей матери. Когда я допила чай, служанки как раз закончили подготовку столов к ланчу и ушли – думаю, на перекур перед новой предобеденной работой. Мистраль утих, как будто знал, что нужно ненадолго притвориться легким бризом.
Оставшись на веранде одна, я встала и вынула банку из сумочки. Я пустила прах моей матери по ветру – плыть к холмам внизу, к дикому тимьяну и далеким лавандовым полям Прованса.
Анна. Марти. Женщина со шрамами и секретами. Моя любимая мама, частица которой теперь вернулась туда, где началась ее история.
«Отправляйся домой, – услышала я. – Дело сделано».
23
Алана
Я осталась в Антибе еще на неделю. Мадам Роза предоставила мне такую возможность, снизив плату за жилье и стол.
– Когда приедете снова, я возьму побольше, – пообещала она.
Я провела это время за работой над интервью с Пикассо и начала писать новую статью о его керамике в Вилларусе. Я была довольна. Возможно, Жаклин оказала мне услугу, переключив внимание. Например, я могла больше не беспокоиться, что раскрою какие-либо секреты Сары. Ее роман с Пабло Пикассо останется тайной.