Все мои планы, вся моя работа – все пошло под откос.
И все же… Ребенок от Джека. Наш ребенок! Придется строить новые планы, искать другую работу. Я была испугана. Но за оболочкой страха и обещанием его победить таилось иное чувство. Я чувствовала себя неуязвимой создательницей чудес. Создательницей жизни.
Разумеется, мой живот был совершенно плоским, но я представляла, как он растет, разбухает и становится средоточием моей жизни, как я когда-то была средоточием жизни моей мамы. Я думала о том, как буду держать ребенка на руках – так делала моя мать – и петь ему песенки.
Я проспала не более двух часов и проснулась с улыбкой. «Мой маленький, – подумала я. – Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо!»
Мадам Роза настояла на том, чтобы я задержалась в Антибе еще на два дня, пока не почувствую себя как следует отдохнувшей. Ее рекомендация и заминка на пути в Париж оказались кстати – пришла вторая телеграмма от Элен.
– Это хорошие новости. Хочу, чтобы они были хорошими, – сказала мадам Роза, вручая мне сложенный лист. – Молодых матерей защищают ангелы.
Новости и правда были хорошими. Очень хорошими! Элен телеграфировала из Нью-Йорка: «Гриппи освобожден. Все обвинения сняты. Исключен из черного списка. Имена не названы. До связи».
Гриппи не потерял свою должность в университете! И хотя подручные Маккарти уже знали, что я участвовала в маршах протеста, они не имели новой информации обо мне и не могли выдвинуть фальшивых обвинений.
Я надеялась, что, возможно, «красная угроза» начинает выдыхаться. Летом, когда Маккарти начал обвинять и допрашивать представителей вооруженных сил – настоящих патриотов, служивших своей стране, это вызвало его массовое осуждение. Общественное мнение стало склоняться против него. Он зашел слишком далеко. Какой бы ни была его истинная цель – создание диктатуры наподобие испанской или «очищение» Америки от всех, кто не разделял его взгляды и образ мыслей, – он потерпел неудачу.
Это было возвращение к здравому смыслу – признак того, что мы наконец залечили раны, оставленные войной. Тогда мы сражались и громили фашистов и нацистов в Европе, а теперь нанесли поражение будущим фашистам в собственной стране и могли вернуться к заботе о наших семьях, работать так хорошо, насколько это было в наших силах, и мечтать о лучшем будущем для свободной страны.
Вернулись к заботе о наших семьях. Я снова вспомнила о моем ребенке.
– Я была права? – спросила мадам Роза, стоявшая в дверях, пока я перечитывала телеграмму. – Хорошие новости?
– Очень! – Я сложила телеграмму и засунула ее между страницами блокнота с записками о Пабло Пикассо.
Было бы замечательно подойти к нему и сказать: «Смотри, твоя дочь снова в безопасности». Но я уже научилась защищать свои чувства от подобных мыслей. У него хватало детей. А у меня были отец Гарри и мать Марти. Я не нуждалась в Пабло, и мой ребенок не будет нуждаться в нем.
– Теперь вы отправитесь домой? – спросила мадам Роза в последний вечер моего пребывания в ее пансионе.
Она взялась за вязание, когда мы сидели на крыльце за вечерней беседой, потому что от дыма ее крепких сигарет «Голуаз» мне становилось плохо.
Кот украдкой вышел из кустов и сел у моих ног, вылизывая лапы.
– Да.
Обратно в Нью-Йорк, в мою маленькую квартирку. А потом… Что потом?
– Но сначала остановитесь в Париже, – добавила мадам.
– Да, я полечу оттуда. Хочу посмотреть на Эйфелеву башню.
– Конечно, если хотите! Но я подумала, что, возможно, вы захотите посетить мою подругу Ирен. Она согласилась.
– Вы говорили с ней?
Я ела рисовый пудинг – единственное блюдо, которое могла удержать в себе в тот день.
– Да, мы поговорили. И она будет очень рада, если вы напишете о ней. Хватит уже публикаций о мужчинах-художниках!
– Да, – согласилась я. – Хватит о мужчинах!
Мы посмеялись, а потом наступило дружелюбное молчание. Ветер стих. Ночь была спокойной, бархатистой и очень красивой, поэтому я могла представить мою мать, Ирен и Сару в прежние годы, наслаждавшихся ночным небом и привкусом соли в воздухе.
В конце концов, я все же встречусь с Ирен. И начну новую статью – ту, которую буду писать после завершения материала о Пикассо. Вот как устроено будущее: за одной надеждой приходит другая.
– Не забудьте взять побольше карандашей и бумаги, – сказала мадам Роза. – Моя Ирен любит поговорить!
Я приехала в Париж во вторник утром, растрепанная и усталая после ночного поезда. Моя сумочка разбухла от новой записной книжки и коробки карандашей. Мадам Роза рекомендовала отель на острове Ситэ.