– Меня зовут Анна, – застенчиво сказала девушка.
В летнем платье с оборками и надетым сверху белым передником она выглядела иначе. Ее волосы были заплетены в косы, которые спускались почти до талии. Сейчас она выглядела значительно моложе – немногим старше девочки.
– Анна, – сказала я, – надеюсь, тебе будет хорошо здесь.
Я выразительно посмотрела на повариху, взглядом намекая, что она должна относиться к этой девушке по-доброму, но та проигнорировала меня. У себя на кухне она была олицетворением закона и порядка.
Повариха снова быстро забормотала на непонятном диалекте.
– Она говорит, что вы должны есть быстро, пока горячее, – сообщила Анна. – Иначе можно получить расстройство желудка.
Повариха кивнула так энергично, что уперлась подбородком в грудь. Анна подошла к столу и ловко разлила по бокалам розовое вино, не пролив ни капли. У нее была хорошая выучка.
– Что-нибудь еще? – спросила она и отступила в тень.
В ее манере ощущалась некая скрытность. Отдельные фрагменты не складывались, как на кубистской картине со множеством острых углов.
– У тебя превосходный английский, – сказала я, и она услышала вопросительную интонацию в моем голосе. Откуда у нее такие языковые навыки?
Она слишком долго раздумывала над ответом. Я знала, что любые ее слова теперь будут ложью. Она тоже это понимала, поэтому промолчала.
Но я заметила, куда был направлен ее взгляд: на нитку жемчуга, которую я носила всегда, даже на пляже.
Я рефлекторно прикоснулась к бусам. Нужно быть осторожной и запереть их на ночь – единственное время, когда я не ношу их. Анна увидела этот жест и вздрогнула, как будто кража уже состоялась и обвинение было оглашено. Ее глаза, смотревшие из тени, оскорбленно распахнулись, отчего мне вдруг захотелось извиниться. Но за что?
Мне стало не по себе. Эта девушка была гордой и чувствительной, она легко обижалась. «Неприятности, – подумала я, глядя на нее. – Вот и неприятности».
Это ощущение со временем уменьшилось: мы привыкли к новому распорядку, завтраку на кухне и корзинкам, которые она приносила во время наших долгих дней на пляже. Дети не стеснялись Анны и доверяли ей, поэтому стала и я.
Мы провели несколько недель в сонном блаженстве Антиба – в гостинице и на пляже. Время как будто остановилось, и мне хотелось, чтобы так продолжалось вечно: «Возможно, я нашла то, что искала». Я никогда не чувствовала себя такой счастливой, несмотря на редкие вспышки беспокойства, доставляемого этой девушкой.
Однажды ночью я проснулась от тягостного сна, где убегала от невидимой угрозы, и села в постели. Я слышала голоса на веранде, хлопок двери автомобиля. «Кто мог приехать в такое позднее время?» – сонно подумала я, но рука Джеральда потянулась ко мне, и я прикорнула у него на груди. Потом я почти сразу заснула.
Когда я пошла на пляж на следующее утро, там находилась другая семья. Мужчина, стоявший ко мне спиной, раскладывал шезлонг. Его жена зачем-то носила парусиновый костюм. Рядом вертелся чернявый мальчишка в сопровождении всклокоченной молодой женщины – очевидно, няни, – а поодаль стояла женщина старшего возраста в длинном темном платье вдовы.
Значит, мсье Селла нашел других клиентов? В конце концов, это была его гостиница… Мы не просили его закрывать это место для всех остальных. Тем не менее я испытывала разочарование. Незнакомые люди нарушат наше уединение! Детям придется вести себя тихо за столом и не бегать по коридорам, а Джеральду – надевать халат поверх купального костюма, когда он будет выходить на пляж.
– Мама, кто это? – маленькая Гонория потянула меня за руку. – Почему они на нашем пляже? – возмутилась она.
– Пляж не принадлежит нам, дорогая, – сказала я, хотя уже привыкла считать его своим.
Четырехлетний Беот с игрушечным ведерком и лопаткой и трехлетний Патрик на руках у няни указывали на маленького мальчика, игравшего на берегу. Но сначала я обратила внимание на мужчину, который устроился в шезлонге. Он носил тельняшку, а над его головой курился сигаретный дымок. Он расположился спиной ко мне, но я уже знала, кто это такой.
Маленький сын Пабло, одетый в полосатый купальный костюмчик и резиновые галоши, бегал взад-вперед между краем воды и своим отцом.
Должно быть, Пабло, как и я, ощутил почти неуловимую перемену – движение воздуха, когда на сцене появляется кто-то еще. Он повернулся и смерил нас долгим взглядом, прежде чем помахать рукой. Черноволосая Ольга, жестко выпрямившая спину, посмотрела на нас с одеяла, расстеленного на песке. Она даже не пошевелилась.