– Доброе утро! – с деланым дружелюбием поздоровалась я. – Какая неожиданность!
– Да уж, – сварливо пробормотала Ольга.
Пабло встал с шезлонга и подошел ко мне так близко, что я видела золотистые крапинки в его черных глазах. Мне показалось, как будто он снова набросил пиджак мне на плечи, и я снова ощутила запах трубочного табака и скипидара, который был запахом Пикассо. Значит, он последовал за нами? Я смутно припомнила, что он иногда посещал Лазурный Берег вместе с семьей. Но приехать именно на этот пляж…
– Какой сюрприз! – тупо повторила я.
– Разве? – Он пристально посмотрел на меня.
– Я хочу купаться! – Гонория потянула меня за руку.
– Конечно, милая. – Я улыбнулась Ольге и расстелила купальное полотенце в добрых десяти футах от ее одеяла, насколько позволял маленький участок пляжа, расчищенный Джеральдом.
– Мы здесь ненадолго, – сказала Ольга, не глядя ни на кого в особенности. – На несколько дней.
Она повернула пляжный зонт, воткнутый в песок, чтобы тень падала на ее лицо.
– На несколько недель, – поправил Пабло. – С моей матерью, которая приехала из Испании. – Он указал на пожилую женщину в черном, сидевшую на раскладном стуле по другую сторону от Ольги, как будто я не заметила ее раньше. – Она еще не встречалась с моим сыном, так что это будут их общие каникулы.
Ольга закатила глаза и стала размазывать крем от солнца по своим обнаженным плечам.
Пабло помог мне расправить углы полотенца, потом вернулся к маленькому Пикассо на пляже. Мы разграничили территорию, словно маленькие армии.
– Доброе утро, сеньора! – обратилась я к матери Пабло.
Она кивнула и вернулась к вязанию, которое принесла с собой.
– Она не говорит по-английски или по-французски, – сообщил Пабло. – Только по-испански.
Гонория, недовольная таким оборотом событий – новым товарищем по играм для ее братьев, но не для нее самой, – собрала ракушки и начала раскладывать их в линию между нашими полотенцами, проводя четкую границу.
Я раскрыла книгу, которую принесла с собой, и изобразила, что читаю, пока Гонория, которой надоело устанавливать границы, плескалась в волнах, периодически возвращаясь на берег. Беот и Патрик со своими ведерками строили песчаную крепость вместе с Полем.
Пабло и Ольга перешептывались между собой, издавая жужжащие звуки, словно рассерженные пчелы. Я заставила себя смотреть только на волны, на рыбачьи лодки, покачивавшиеся у бирюзового горизонта. Постепенно я вошла в состояние, когда человек больше спит, нежели бодрствует, и детские возгласы смешивались с шумом прибоя в мимолетных видениях. Видениях о полете.
В середине утра к нам присоединился Джеральд, надевший длинные плавки и с полотенцем на плечах. Он трудился в небольшом сарае, который приспособил под художественную мастерскую, и напряженно хмурился, как будто утренняя работа не задалась. Он нахмурился еще сильнее, но потом просветлел, когда узнал мужа, жену и ребенка. Джеральд радостно обнял Пабло и расцеловал его в щеки на парижский манер.
Потом они похлопали друг друга по спине с рассеянным видом, как делают добрые друзья, которые не хотят открыто проявлять свои чувства.
– Пляжные этюды? – поинтересовался Джеральд. – Приехали поработать?
Во время одного из визитов Джеральда в студию Пабло серой парижской зимой он увидел несколько пляжных картин прошлого года: обнаженные купальщицы с удлиненными ногами и крошечными головами, так что для зрителя они одновременно находились далеко и близко. Пабло рассказал ему о кошмаре, который часто снился ему в детстве: как будто его руки и ноги вырастают до чудовищных размеров, и с окружающими людьми происходят такие же болезненные превращения.
– Поработать, как всегда, – ответил Пабло. – И немного развлечься[34].
Он не смотрел на меня, произнося эти слова, но от этого их эффект не уменьшился.
– Тебе холодно, дорогая? – спросил Джеральд и набросил мне на плечи свое полотенце. – У тебя мурашки.
Джеральд и Пабло пошли купаться, а в промежутках между заплывами помогали мальчикам строить песчаный замок. Я задремала в шезлонге под убаюкивающий плеск океанских волн.
– Над чем ты смеешься, Сара? – спросил Джеральд, вставший надо мной.
Соленые брызги с его волос разбудили меня. Тень от его лица упала на мое; планета, создавшая наше личное солнечное затмение.
– Лобстеры, – сказала я. – Только лобстеры!
– Это то, что будет на ужин? К тому времени я измучаюсь от голода.
– Ты вечно голоден.
И слава богу! Хороший аппетит говорил о крепком здоровье, а я боялась болезней в нашей семье больше, чем преисподней, если такое место существует на самом деле.
34
Пикассо использует слово, которое также имеет значение «пофлиртовать» или «завести интрижку». (