– Вот, сломала каблук! – Она пожала плечами.
Я сразу же узнала ее по тому дню в студии Дягилева, когда Пабло отказался говорить с ней.
Ольга подвинулась к краю стула, готовая вскочить на ноги. «Она собирается убежать или напасть?» – успела подумать я. Но тут заговорил Пабло.
– Ирен. – Его тон был совершенно нейтральным, не выказывавшим удивления, радости или недовольства. Тон человека, скрывающего свои чувства.
– Я опоздала на бокал шампанского? – спросила она.
– Да, придется обойтись коньяком, – сказал Пабло. – Сара, Джеральд, это моя натурщица Ирен.
Ирен Лагю – худая, с энергичным лицом и кудрявыми черными волосами – была поразительной женщиной. Не красавицей в классическом понимании, но привлекательной в том смысле, что некоторые женщины как будто живут более полноценной и насыщенной жизнью, чем остальные. Они более отважные, более неугомонные, более страстные. Это проявляется в способности мгновенно краснеть или бледнеть, в огненном взгляде. У Ирен было лицо, которого она заслуживала, отражавшее необузданную энергию девушки, сбежавшей из дома в пятнадцатилетнем возрасте и уехавшей в Москву вместе с русским вельможей. А когда она вернулась, то привлекла внимание Пикассо и пробудила его страсть. Она отвергла его предложение, что было непростым испытанием для такого мужчины.
Пабло заслужил репутацию бабника и волокиты, но… он сам несколько раз оказался брошенным и отвергнутым. По моему мнению, мужчины оправляются от подобных вещей не так быстро и не полностью, как женщины, которые понимают, что просто должны жить дальше.
Отсюда и этот неприветливый нейтральный тон. Невежливый отказ встать со стула при появлении Ирен. Но я ощущала новую напряженность, совершенно иную по сравнению с той, что исходила от Ольги.
– Коньяк сойдет, если его достаточно, – сказала Ирен. – Пабло, я приехала из Парижа, чтобы мы могли закончить картину «Влюбленные».
Никто и не подумал спросить, как она нашла гостиницу. Должно быть, расспросила всех знакомых Пикассо в Париже, чтобы получить эту информацию.
Ольга резко вздохнула и задрала подбородок. Ее губы сжались в сердитую прямую линию.
Ирен проигнорировала ее и обратилась ко мне:
– Полагаю, вы миссис Мерфи? Я видела вас в мастерской Дягилева, вы рисовали полевые цветы. А вы Джеральд? Раз уж Пабло пренебрегает своими манерами!
Джеральд, который уже поднялся на ноги, обменялся с Ирен рукопожатием.
– Да, я тоже видела вас там, – пробормотала я. Ночь заискрилась новой и неожиданной энергией.
Бледная кожа и черные кудри Ирен заблестели серебром, когда на них заиграл лунный свет. Собственная зависть глубоко поразила меня. Я была совершенно убеждена в своем семейном счастье и довольстве, но у меня вдруг задрожали руки.
Я почувствовала себя деревцем под сильным порывом ветра, сотрясавшим его до корней. «Но ты же не хочешь Пабло», – внушала я себе. Я обманывала себя.
Почему я вообще ввязалась в эту глупую игру? Я ощущала смутное беспокойство и прилив неуемной энергии. Вот здесь мы жили в земном раю и все же были далеки от счастья. Ольга, с ее ревнивым характером, не могла обрести покоя, необходимого для счастья. Джеральд был так близок к счастью, насколько я могла представить, но всегда немного сдерживался. Пабло имел не большее отношение к семейному счастью, чем бык, готовый поднять на рога матадора.
А я? У меня в голове звучал недовольный голос матери, осуждавший меня, – некрасивая, плохо образованная… А тут был Пабло, изучавший нас, словно насекомых под увеличительным стеклом.
– Давайте поиграем? – предложила я.
– Хорошая мысль! – машинально отозвался Джеральд. – Давайте немного развеемся.
– Что за игра? – недоверчиво осведомилась Ирен.
Она ненадежно пристроилась на лестничных перилах, чего я не разрешала своим детям, потому что оттуда можно было легко упасть. Но Ирен как будто привлекала опасность и дополнительное напряжение от нее.
– «Скажи или покажи», – ответила я. – Мы будем задавать друг другу вопросы и говорить правду или молчать. А тот, кто откажется отвечать, должен будет принять вызов.
Я часто играла так с моими детьми, и вопросы обычно были шаловливыми вроде «Какого цвета чудище прячется у тебя под кроватью, хотя его на самом деле там нет?» или «Какая еда тебе больше всего не нравится?». Почему я думала, что у взрослых может быть и наполовину такое богатое воображение?
– Не знаю… – протянула Ольга. Вечер был очень теплым, и на ее гладком широком лбу выступила блестящая потная пленка.